Концентрация смерти - [11]

– А что за трава, которую вместо табака курить можно?

– Секрет, – то ли всерьез, то ли в шутку ответил Филатов, но травы так и не назвал.

Мужчины скрутили самокрутки. Михаил достал спички – в потертом коробке их было всего две штуки.

– Я первый прикурю. Жалко будет, если ветром задует.

– Не шикуй. Спрячь свое добро, – Илья достал из кармана небольшую потертую линзу, навел ее на солнце, сфокусировал пятнышко на конце самокрутки.

Вскоре поднялся дымок. Филатов пару раз затянулся и дал прикурить от самокрутки Михаилу.

– Одно плохо – ночью не прикуришь, – усмехнулся Илья. – Лагерная жизнь чему хочешь научит. Тут и шилом бриться научишься.

Михаил затягивался дымом, вкусом он немного напоминал табачный, хотя чувствовалось, что не крепкий, даже в горле не першило, но обмануть себя было можно.

– Меня держись, – сказал Филатов. – У меня всегда курево есть. Мне не жалко, поделюсь.

На плацу появился словак Водичка. Парикмахер торопливо шел со своим саквояжем, опасливо покосился на виселицу, приостановился, несколько раз часто перекрестился и подошел к охраннику. О чем-то недолго с ним поговорил, после чего тот разрешил подойти ему к проволоке.

– Эй, – махнул рукой он Михаилу, – тут тебе передать просили.

Ничего не понимавший Прохоров подошел к Водичке, с которым был знаком постольку-постольку. Пару раз ремонтировал ему ботинки…

– Держи, – парикмахер подал сквозь колючую проволоку, стараясь, чтобы этого не видел охранник, сверток. – Только сейчас не разворачивай. Зубков перед казнью просил тебе передать. Это жилетка, теплая. Покойный извинялся, что дырка в подкладке. Сказал, зашить все хотел, да не успел. Мол, передай Прохорову, чтоб обо мне помнил и дырку обязательно зашил. – Водичка через плечо покосился на виселицу, словно висевший в петле Зубков мог подтвердить его слова.

– Спасибо, – принял подарок покойника Михаил.

– Не мне спасибо, а ему. Я только последнюю просьбу выполнил. Да, кстати, – тихо заговорил словак, – тут на днях будут подбирать тех, кто в мастерской по изготовлению и ремонту инструмента работать станет. Там же теперь никого не осталось, всех повесили. Если есть, чем заплатить, могу устроить.

– А чем я заплачу? – развел руками Прохоров. – Разве что жилеткой подаренной. Да и та дырявая. Кому она из администрации нужна?

– Ладно, может, что-нибудь и придумаешь. Жизнь, она всегда сюрпризы преподносит. А безвыходных положений не бывает. Всегда что-то образуется. Ну, я пошел.

Михаил неторопливо двинулся к Фролову. Подарок от покойника был абсолютно неожиданным. С Зубковым они в одной части не служили, да и в лагере особо близки не были. Лишь как-то один раз разговорились. И разговор этот был о побеге. Не то чтобы конкретно что-то замышляли, договаривались, а просто рассуждали, вот как и сейчас с Ильей. Что, мол, без мечты вырваться отсюда, оказаться на воле, в лагере долго не продержишься.

И тут же в памяти всплыло то, как Николай Зубков, идя к виселице, глянул Прохорову в глаза и сделал вид, что закладывает большие пальцы под невидимую жилетку, словно в пляс собирался пуститься.

– Вот, подарок получил от покойничка. – Михаил устроился рядом с Ильей.

У обитателей лагеря вещей самый минимум. Тут все имеет свою ценность, все найдет применение. Старой поношенной жилетке по справедливости уже давно было нужно оказаться на помойке.

– Хорошая, теплая, – оценил подарок Фролов, перебирая пальцами материю. – Сукно толстое. Наверное, ее раньше важный господин носил. Видишь, как аккуратно петли обметаны и пуговицы…

– Только дырявая, – развернул жилетку Прохоров и показал на большую дырку в атласной подкладке. – Ну, да ничего. Завтра в мастерской дратвой и зашью, раз Зубков так хотел.

– Слушай, может, тебе Зубков что-то в ней передал? – зашептал Илья.

Рука Михаила тут же скользнула в дырку, но сколько ни искал, ничего под подкладкой он не обнаружил.

– Не по сезону подарок. Лето на носу. А до холодов еще неизвестно, доживем ли?

– Примерь.

Прохоров надел жилетку, та была ему великовата. Прежний, еще до Зубкова, владелец наверняка был с животом, а на лагерных харчах худеешь быстро.

– Не вывалишься, – похвалил обновку Фролов, а потом прищурился. – Чего это вдруг Зубков тебе решил такой подарок сделать?

– Ему она теперь ни к чему.

– Но почему о тебе вспомнил?

– Поди, у него спроси.

Мужчины замолчали, не сговариваясь, перевели взгляды на виселицу.

Вечером после переклички и отбоя Михаил лег спать в той самой жилетке. Если раньше, несмотря на усталость, засыпал долго, то теперь, согревшись, провалился в сон почти мгновенно. Снилось ему, словно плывет он по реке, не то на корабле, не то на пароме. Берег отдаляется, на причале Зубков в белых штанах, рубашке машет ему рукой, а рядом, опершись о поручни стоит, насупившись, Фролов.

К чему был тот сон, он так и не понял.

Глава 3

Следующий день, как и обычно, начался с переклички. В офлаге она проводилась со всей тщательностью. Мало было просто откликнуться на свой номер, следовало выйти вперед шеренги. К тебе подбегал охранник из пленных, знавший тебя в лицо, и подтверждал. Такие переклички проводились не реже, чем трижды в день. Сразу после подъема, во время того, что в офлаге называлось «обедом», и перед самым отбоем. Но нередко случались и внеплановые переклички, комендант Гросс был просто помешан на идее, что кто-то может убежать из лагеря. Он страшно гордился тем, что у него еще никто не сумел выбраться за колючку. Любые попытки жестоко пресекались, оборачивались массовыми казнями.