Конан и Ярость титанов - [40]

— Вы все равно умрете, — медленно, но с абсолютной уверенностью в грядущем раздались слова гиганта, и он исчез совсем.

— Что это было, ты знаешь? — спросил Конан. Он не расслаблялся, продолжая напряженно всматриваться и прислушиваться. Из-под обвала тянуло дымом заваленного костра, медленно затихал шорох камней, но никакой угрозы больше не ощущалось. Алихун сел на землю и принялся внимательно разглядывать свои кинжалы в слабом свете звезд. Конан тоже посмотрел на свой клинок. Остро заточенное лезвие слегка светилось по кромке. Конан попробовал вытереть клинок, но свечение не изменилось. Впрочем, оно медленно слабело само по себе.

— Насколько я понимаю, — задумчиво произнес Алихун, — это был дух довольно низкого уровня. Мелкий подручный Покровителя Огня, одного из светлых богов.

— С каких это пор, — удивился Конан, — светлые боги занимаются убийством смертных? У них что, других забот больше нет?

— Нам ли рассуждать о делах богов? — пожал плечами Али. — Духа просто поставили здесь, чтобы не пускать никого в эти горы. Вот он и не пускает, по возможностям своим.

— Но ведь в обитель богов смертным и так нет доступа, — задумался Конан. — И никогда не было. И никогда не будет. Так что богам даже нет смысла защищать свои тайны. А здесь стоял страж, который должен был не пускать смертных в какое-то вполне земное место. Зачем? Что мы там можем увидеть, если нас не остановить?

— Я не знаю, что мы там можем увидеть, — с подчеркнутым равнодушием произнес Алихун, — но если маг уцелел при сегодняшнем камнепаде, то я пойду по его следу до конца.

— Если боги что-то скрывают от смертных в этих горах, — продолжал ломать голову Конан, — то почему бы им было не забрать это туда, куда смертные попасть и не смогут? Берегут они свою тайну от людей или берегут людей от этой тайны? Ни разу я не видел, чтобы какие-то тайные знания и могущество пошли людям на пользу. Рано или поздно все оно оборачивается беспощадной резней. Дай человеку силу — он начинает лупить окружающих, вымещая на них свое прошлое бессилие. Дай человеку знания — он устроит сородичам своим такую гадость, которой раньше и на свете-то не было. Дай человеку ума — и он придумает такое, что его жертвы пожалеют о том, что он не остался самодуром без излишеств. А вот честь человеку дать нельзя. Если не выросло, то никакими силами не вложишь в душу человеческую понятия о том, чего нельзя делать ни при каких обстоятельствах. И чего иногда нельзя не делать. И никакой бог здесь не поможет.

— Можно подумать, — язвительно сказал Алихун, — что ты бродячий проповедник, призывающий своих почитателей делать людям только добро, чтобы всем от этого стало хорошо-хорошо…

— Да нет, — оживился Конан. — Я живу мечом и убиваю тех, кто встает у меня на дороге. Но дело в том, что далеко не каждый человек встанет у меня на дороге! Я решаю мои проблемы своей силой и ловкостью и рассчитываю только на остроту моего меча, но я встречал людей, которые помогали мне не из страха и не из-за денег. Они такие по жизни, и я бы сказал, что город, в котором нет таких людей, — обречен. Но разве можно отказаться от того, чтобы раскрыть тайну? Вот если сейчас маг был бы у нас в руках, смогли бы мы уйти назад, потому что прислужники богов не велят ходить в эти горы? И не в том даже дело, что когда-нибудь сюда придут другие люди и найдут то, что здесь спрятано. Просто человек должен сам убедиться в обоснованности любого запрета, чтобы согласиться с ним или отвергнуть его.

— Что это тебя потянуло на рассуждения? — лениво спросил Алихун. — Наше дело действовать, а не играть словами.

— Отчего бы не поиграть словами, пока есть возможность? Когда настанет время действовать, я не рассуждаю, ты видел это.

— Ладно, давай поспим.

Чуть рассвело, Алихун начал торопить Конана:

— Если маг уцелел при обвале, то надо его догонять, пока он не ушел с ночлега. Идем!

Наверху оказалось, что обвал, разрушивший часть гребня, срезал дорогу на той стороне, но ушел по склону поперек направления тропы, так что маг мог и уцелеть. Алихун опять начал пороть горячку, собираясь ломиться вперед по свежей осыпи, но Конан решительно пошел в обход. Спуск был гораздо тяжелее подъема, и Алихун не мог не признать, что если бы они пошли по неустойчивым камням, то легко могли переломать себе ноги. Они спустились вниз, обогнули завалы и вскоре наткнулись на место ночевки мага. Следы были совсем свежие — теплое кострище и содранная копытами лошади трава, и преследователи бросились в погоню.

Путь наверх был тяжел, но не опасен, всадник здесь двигался немногим быстрее пешего. Алихун устремился вперед с азартом гончей, увидевшей перед собой вожделенную добычу. Конан еле успевал за ним, примечая по дороге, что со следа они не сбиваются. Но до перевала они мага догнать не смогли.

Они поднялись на перевал и увидели всадника, медленно спускающегося по обходной тропе к огромной котловине впереди. До мага было всего сотни три шагов, и Алихун рванулся к нему напрямик, без дороги. Конан выругался и бросился следом. Тропа, идущая вдоль котловины, заканчивалась довольно ровной площадкой на краю обрыва, но дальше дороги не было. Спешить на самом деле никакой причины не было — никуда бы маг из этого тупика не делся. Но пока что он обернулся на шум приближающейся погони, послал вперед коня и беспрепятственно успел выехать на площадку перед котловиной. Здесь он слез с коня и начал разворачивать длинный сверток, который вез с собой. Тут уже и Конану стало понятно, что медлить не стоит.