— Есть, — произнес Косталис, — я его нащупал!
Облачко вдруг просветлело, и в слабо светящемся круге появилось лицо офирского мага — смуглое, морщинистое, с пронзительным взглядом черных глаз. На голове мага был пестрый тюрбан — головной убор, защищающий и от солнечных лучей, и от вражеских ударов.
Косталис бормотал свои заклинания, но офирский маг уже направил на него свой жезл, и Косталис замолчал. Взгляд его обессмыслился и потускнел. Медленно поворачивая свой жезл, офирский маг начал тоже произносить заклинание, но Конан не собирался дожидаться результатов этого заклинания.
Он мгновенно вскинул свой меч и длинным выпадом вонзил меч в горло вражескому магу. Светящееся кольцо покраснело, сжалось, и в руках Конана осталась рукоять меча с жалким осколком вместо клинка.
— Ты это чего, — раздался полузадушенный голос Косталиса, — ты его мечом?
— Ага. Скажи еще, что я опять тебе все испортил!
— Гхм… Нет, наверное. И ты его убил?
— Ну, если он не сможет жить с перебитым горлом и позвоночником, тогда я его убил.
— Убил?.. Не похоже… У мертвых аура затухает, а у него пульсирует.
Косталис смотрел на свой жезл и как будто к чему-то прислушивался.
— Тогда в следующий раз сам с ним разбирайся. Если сможешь!
Маг смутился:
— Я ведь понял, чем он меня взял. Только он на самом деле очень сильный маг. Он так быстро наложил на меня заклятье, что я просто не успел что-то сделать. Хотя мог бы. Но не успел.
— Косталис, не смеши меня. В бою цена такому «не успел» — жизнь. И, кстати, ты мне должен новый меч!
На следующий день отступающие отряды коринфийцев соединились с пешим ополчением. Пардик встретился с Бертиозисом и другими старшинами Монстардиноса, которым было поручено вести войну. Военный совет был единодушен: занять подготовленную позицию и дать бой офирской армии. Передовые отряды офирцев встретили плотной стрельбой и атаками конницы, так что те отошли и стали ждать подхода основных сил. То, что завтра бой, было ясно всем. Пардик с Конаном поехал посмотреть на поле.
— Пехота встанет здесь, — показывал сотник, — левый фланг прикрыт низинкой, заросшей кустарником. Здесь позади пехоты поставим четыре сотни конных лучников. Они будут прикрывать пехоту стрельбой из луков и пойдут на подмогу, если офирцы пробьют строй. Позади правого фланга холмы, и там я поставлю резерв — восемь сотен конников. Я сам буду там и тебе предлагаю пойти со мной. Если наша пехота выдержит первый удар конницы и сможет опрокинуть ее, мы пойдем вдогон. Все трофеи наши будут!
— Хорошо, — согласился Конан. Ему уже нашли и новый меч, и шлем, и кожаный доспех, обшитый железными пластинами.
Они возвращались, слыша разговоры у костров, где воины наставляли новичков:
— …если возле тебя раненый враг оказался, то сразу добей его, пока он тебя из последних сил сам не ударил…
— …тяжелый удар, когда принимаешь на щит, то щит поверни, чтобы не вся сила на тебя пришлась, а удар соскользнул в сторону…
— …если тебя конный саблей достать хочет, то не пытайся отразить этот удар, а сам его рази…
— …и как бы тебе ни было страшно, стой крепко, потому что побежишь — не спасешься…
И чей-то пьяный голос:
— А ты разве знаешь, как это бывает? Когда копье пробивает твой щит, и раскрывается внутрь доска щита, пропуская стальной наконечник, и он вонзается в твой доспех, и железо рвется под его напором, вонзаясь тебе в грудь…
И вот настало утро следующего дня. С первыми лучами рассвета армия Коринфии уже стояла в поле. Стояли молодые парни, ни разу в жизни своей не убивавшие врага, но готовые всю кипящую энергию свою вложить в тот миг удара, который решает — ты сразишь врага, или он тебя. Легко убивать в бою, когда нет времени раздумывать, вникать в свои ощущения и сомневаться. Стояли зрелые мужи, главы семей и домохозяева. Они пришли исполнить тяжелую грязную работу, которую необходимо сделать, хотя бы тебя потом и унесли с поля мертвым. Есть в мире вещи поважнее, чем собственная жизнь.
Люди тысячника Бертиозиса, возами вывозившие запасы оружия из городского арсенала, смогли вооружить всех, кто пришел со своим оружием, мало подходящим для битвы. Сотники накануне рассортировали ополченцев по вооружению, чтобы щитоносцы и пикинеры не встали вразнобой, а стояли в правильном строю. Воинов с самыми лучшими доспехами ставили в центр, остальных — по флангам, где их будут прикрывать лучники и конница. Каждому пехотинцу пытались вдолбить железное правило: главное — это удержать строй. Если сомнут, сдавят, то бойцы будут мешать друг другу, и разгром неминуем. Передовые отряды конников Офира и Коринфии проехались друг перед другом, показывая готовность не пропустить вражеские разъезды к основным силам, и тут же отошли назад. На поле выдвигалась офирская армия. Баронские дружины выезжали на позицию атаки, лучники выходили на дистанцию прицельной стрельбы. И вот зазвучали рога. Тяжелая конница, набирая скорость, двинулась вперед. Пока конница проскакала расстояние до коринфийцев, стрелки успели дать пять залпов. В гущу людей не промахнешься, но первые ряды прикрыты щитами и доспехами, хотя некоторые стрелы нашли открытые места.
