Конан и слепая богиня - [12]

Только одна вещь выделялась из всего этого. Прямо на столе, в месте, очищенном от гор пыли, лежала открытая шкатулка идеального качества изготовления, и не было никаких сомнений в том, что это изделие является бесценным и имеет древнее происхождение. Гладкие полированные стенки шкатулки напоминали структурой драгоценные агаты, даже в полутьме башни светившиеся теплым медовым цветом. Внутренности были облицованы чёрным бархатом и пусты. Кто-то опередил Конана.

Неслышно ступая по полу, варвар осторожно обошёл вокруг дубового стола. Он сделал едва ли пару шагов, когда в тени комода на другой стороне комнаты под чьими-то ногами заскрипели проседающие доски. Конан прыгнул в этом направлении и столкнулся с тяжёлым дубовым столом, который кто-то на него толкнул. Перед лицом киммерийца на миг мелькнули выступающие передние зубы и хитрые как у ласки глаза. Затем тяжёлый люк в полу захлопнулся.

На лестнице раздался торопливый стук хлопающих подошв, скрипнули эбеновые створки двери, и темноту ночи пронзил нечеловеческий крик. Проникая сквозь стены, он болезненно вибрировал, сдавливая внутренности.

Конана охватил ужас, изначальный страх перед сверхъестественными силами хаоса. Однако это не остановило его. Моментально встав у плотно захлопнутой крышки, он вскочил на одну из последних ступенек лестницы, со следующей соскакивая уже на полу на первом этаже. Он успел заметить, как перед ним с окончательной неотвратимостью захлопнулся прямоугольник двери, за которой исчезла знакомая худощавая фигура.

Варвар озирался, как лиса, пойманная в капкан. Справа догорающие угли камина освещали небольшую комнату возле двери, предназначенную, скорее всего, для охранника. Узкая лестница, по которой можно было легко сбежать, вела к другому открытому внутреннему пространству бастиона в нескольких саженях от каменных стен. Конан яростно потряс створку. Напрасно. Визг медузы-молоточка на эбеновых дверях угрожал порвать барабанные перепонки.

«Единственный путь — наверх», — блеснуло в голове киммерийца.

Несколькими скачками он влетел на крытую террасу. Комнату над его головой изнутри озаряло пламя. Видимо, закатившийся огарок свечи начал пожар, который в сухой запылённой комнате распространялся с угрожающей быстротой. Нагнувшись над северной стороной террасы, Конан увидел маленькую фигурку, бегущую к кварталам купцов. А сам он оказался в ловушке между огнем и магией.

«О, девять дьяволов Зандру!»

Конан прошмыгнул в окно, как змея. Качнувшись на мускулистых руках, он выгнул спину и с высоты почти трёх саженей упал к подножию дворцовой стены. Пологий склон смягчил силу удара. Киммериец, откатившись назад, рухнул, задыхаясь, у каменной стены особняка некоего вельможи.

Нечеловеческое верещание медузы-колотушки вдруг заглушило громким скрипом или даже скрежетом, как будто, треснув, разорвались небеса. Купол над комнатой Дахомана заревел, взорвался и обрушился в брызгах сверкающих осколков. Из башни с громким треском вырвалось разрушительное пламя.

«Кром и Имир!»

Дикарь тряхнул чёрной гривой и стремглав помчался по свежему следу вора. Либо он заберёт у него талисман, либо сперва убьёт его, а потом заберёт талисман. И отыскать его необходимо быстрее, нежели на него падёт подозрение, будто шкатулку он утаил для себя.

* * *

— Во время, когда жестокие боги играли с людьми, и те мечтали походить на них, владычествовала Армида — королева древнего Ахерона. Прославилась она красотой и мудростью, и поэтому мужчины со всего известного тогда света пытались добиться её руки. Был среди них и могущественный маг Дион, человек, знающий загадки всех живых существ и тёмные тайны загробной империи. Его страсть к Армиде сделала его уязвимым человеком, и когда королева предпочла певца Нумидора, влечение Диона превратилось из горячей любви в ненависть, подобную вечно горящему пламени самой бездны.

Величавый старик с длинными поседевшими волосами и бородой на миг задумался и остановился, чтобы жилистой рукой погладить по голове очаровательную девушку, пристроившуюся у него на коленях. Буйная грива чёрных вьющихся волос, соскальзывая меж колен и ярко блестя, спадала девице до пояса.

— Ах, отец, как можно любить и одновременно ненавидеть? — она обратила тёмно-голубые глаза к морщинистому лицу.

— Любовь и ненависть являются двумя сторонами одной медали, Антара. Эта медаль иногда оборачивается к нам лицом, а иногда — изнанкой. А может и катиться по грани. Так это было и с Дионом. Содрогаясь от терзающих его двух эмоций одновременно, маг для своей утраченной любви создал свадебный дар невероятной красоты: кристаллическую шкатулку, вырезную из цельного куска чистого горного хрусталя. Он вложил в неё семь разных драгоценных камней, которые вместе образовывали цвета радуги: изумруд — зелёный как ледяное горное озеро; сине-зелёная бирюза, напоминающая бескрайние дали океана; сапфир, окрашенный в цвета яркого летнего неба; сочно фиолетовый аметист; тёмно-красный рубин, камень крови; огненно-красный опал, который сиял, как угли, и драгоценный камень, посвящённый солнцу — ярко-жёлтая яшма.

— Каждый камень имел свою собственную историю. Рубин нашёл раб в иле Стикса недалеко от того места, где теперь раскинулся город Хеми. Однако не желая отдавать его своему хозяину, надрезал бедро, спрятал камень в ране и перевязал. Тот рубин, говорят, сияет и поныне, как если бы пропитался кровью того отчаянного человека. Невольник договорился с неизвестным моряком продать драгоценный камень за сумму, которая позволит выкупить из рабства его самого и его семью. Вместо денег, однако, он нашёл смерть. Моряк выманил его в безлюдные пустынные прибрежные скалы, убил и сбросил труп в море. Но даже убийце не повезло. Хотя он продал рубин богатому торгашу, но вскоре его из-за вырученных денег убили в драке в таверне. Купца тоже убили во время налёта разбойников на Дорогу королей. Камень спрятал в кинжал их командир. Всего через пару недель спустя разбойников разгромили вооруженные до зубов и хорошо обученные королевские войска. Истребили разбойников до последнего человека. Командир честно отдал рубин как добытый трофей отцу Армиды, а тот за верную службу даровал его Диону. Остальные камни обладали также беспокойной судьбой, и только боги ведали — то ли под воздействием собственной магии, то ли от магии человеческой жадности.