Конан Дойл и Джек-Потрошитель - [53]

Судья спросил: следила ли в ту ночь полиция за домом пастора. Судья был свой, местный, и он знал, что полиция давно подозревала Джорджа. В ответ на этот вопрос инспектор сообщил, что за домом пастора в последние дни непрерывно наблюдали шесть полицейских. В ту ночь они ничего не видели, потому что ночь была дождливой, а преступник — дьявольски хитер.

На этом этапе суда вновь появился инспектор и предъявил вещественное доказательство — ботинок Джорджа, который теперь был уже не в черной, а в желтой грязи. Как это случилось? Инспектор ответил, что он искал следы Джорджа в грязи рядом с лошадью. А так как следов там было очень много, потому .что вокруг стояла толпа шахтеров, то он вдавливал ботинок Джорджа рядом с имевшимися следами. Наконец, он отыскал след, равный по размеру. В чем и принес клятву перед судом. Поэтому ботинок оказался в желтой глине.

Даже судья был удивлен таким методом доказательства. Он спросил, а сделан ли гипсовый отпечаток следа.

— Нет.

— Как же вы мерили его?

— Палочкой,- ответил инспектор. Затем был вызван специалист-графолог мистер Гуррин, который за семь лет до того отправил в тюрьму невинного человека, утверждая, что его почерк тождествен почерку преступника. Эксперт смело заявил, что сравнил почерк Эдалджи и почерк подметных писем и убежден, что писал их один и тот же человек, который, правда, до неузнаваемости изменил свой почерк.

Этого оказалось достаточно. Суд приговорил Джорджа Эдалджи к семи годам тюрьмы за особо циничное и зверское преступление.

Самое удивительное, что, пока шел суд, была зарезана еще одна лошадь. На это судья заметил, что дружки Джорджа, оставшиеся на свободе, совершили преступление, чтобы запутать суд, чего им сделать не удастся.

Эдалджи проследовал в тюрьму. В следующем месяце полиция получила еще одно насмешливое анонимное письмо, написанное тем же почерком. Затем была зарезана еще одна лошадь. Но и это не оказало никакого влияния на судьбу Джорджа.

Процесс не остался совсем уж незамеченным. С опозданием на него обратили внимание газеты, а затем и либералы, борцы против расизма, которые были убеждены, что Джордж стал жертвой расовых предрассудков. Вскоре после процесса в правительство была послана петиция, подписанная десятью тысячами шотландцев. В том числе несколькими юристами.

Никакого ответа от министерства внутренних дел получено не было. Но во второй половине 1906 года Джорджа неожиданно вызвали к начальнику тюрьмы и сообщили, что он может убираться на все четыре стороны. Он не был оправдан, не был амнистирован, он был просто «отпущен».

Выйдя из тюрьмы, Джордж оказался в жутком положении. Обвинения не были с него сняты. Он остался под надзором полиции. Следовательно, ни о какой работе в области права он и мечтать не смел.

«Скажите, что мне делать? — обращался он в письме к Конан Дойлу.- Я виновен или я невинен? Мне никто этого не говорит. Почему они хотят, чтобы я умер с голода в этой стране?»

Прочтя это письмо, сэр Артур Конан Дойл понял, что именно в защите невинного человека и есть смысл его жизни. Что это дело спасет его.

Конан Дойл признал наконец, что он и есть Шерлок Холмс. Нелюбимый, казалось бы, герой настолько сросся с автором, что писатель говорил, действовал и вел расследование так, как его провел бы Шерлок Холмс.

Конан Дойл отлично понимал, что дело Джорджа Эдалджи не изолировано, что оно лишь одно в ряду подобных дел, которые вот уже несколько лет вылезают на поверхность, как верхушка айсберга расовой ненависти, что питала русских черносотенцев, французских и немецких антисемитов, которая приведет (об этом Конан Дойл не знал, но его труд был обращен в будущее) к власти фашистов в Италии и Германии.

К тому времени подобные дела шумно прокатились по всей Европе. Достаточно вспомнить о деле Дрейфуса во Франции. Менее известно сегодня, но в те годы широко обсуждалось дело в венгерской деревне Тисаэслар.

Об этом деле Конан Дойл отлично знал, знал и о роли, которую оно сыграло в истории криминалистики.

В апреле 1882 года в венгерской деревне Тисаэслар на берегу Тисы пропала без вести четырнадцатилетняя девочка Эстер Шоймоши. Она пошла в лавку за краской. Краску Эстер купила и отправилась домой. Но до дому не дошла.

Хватились к вечеру. Мать и другие родственники побежали по деревне искать девочку. Возле синагоги (а в широко разбросанной по холмам деревне жили венгры, немцы, евреи) мать встретила синагогального служку Шарфа, и тот постарался успокоить женщину, рассказав, что в соседней деревне тоже недавно пропал мальчик, да нашелся на следующий день.

Девочку так и не нашли. А это было удивительно, так как по дороге ей не надо было проходить через лес либо пустынные места. Дорога шла по деревне берегом реки.

Прошел месяц, прежде чем по деревне поползли слухи, что Эстер убили евреи. Откуда вышел слух, неизвестно, но следует подчеркнуть, что в венском рейхстаге этот округ представлял ярый антисемит Оноди, который не раз утверждал, что евреям нужна кровь христианских детей для их дьявольских жертвоприношений.

Кто-то где-то сказал, что пятилетний сын Шарфа проговорился, будто тот заманил девочку в синагогу и там ее зарезали.