Комсомольский комитет - [67]

Соболев не успел ничего больше сказать — вошла ответственная за куст центральных учреждений Ирина Яблокова. Она, положив ногу на ногу, прикусила крупными зубами попавшую ей в руки спичку и, протянув Игорю докладную, ждала, что он скажет. Комсомолки ее — Купринина и Куренкова — сообщали о хулиганских выходках гражданина, проживающего на Приреченской, 188.

— Приреченская, сто восемьдесят восемь, — взволнованно повторил Игорь, потому что он хорошо знал этот домик, бегая в него школьником почти каждый день.

Но Яблокова не заметила его взволнованности.

— Жена не только не обращается в суд, она сама хочет, чтобы никто не знал, — поясняла Ира. — Но девушки считают: нельзя так оставлять это. Ведь если разным Куренковым повадку давать, что у нас в жизни будет?

— Правильно, — хмурясь, твердо сказал Соболев. Он прочитал докладную. — Я сегодня позвоню вам. — Игорь положил ладони на стол тем особенным, резким движением, которое он делал, когда хотел показать, что разговор кончен, что его ждут другие дела.

Когда Ира вышла, Игорь снова взял докладную. Силин молчал, ожидая, что скажет Соболев. Но Игорь, ничего не объясняя Силину, быстро набрал номер прокурора.

— Извини, Гаврила Никодимыч, это из горкома комсомола, опять Соболев. Тут от наших комсомолок заявление поступило на расследование. Ты когда сможешь людей вызвать? Завтра? Хорошо. Теперь о Корнюхине. Я тебя очень попрошу, задержи, пожалуйста, на несколько дней это дело. Ну да, скоро у нас пленум, а после пленума наши товарищи выедут на кабельный завод. Давай уж мы прежде сами разберемся. Договорились? Спасибо!

* * *

Вечером, как всегда в среду, был семинар по организационной работе. Проводила его член бюро Маруся Ольбина. После семинара она зашла к Соболеву. И снова Соболев, уже в который раз за этот день, рассказывал об экзаменах, о новостях в областном центре. Но и сам он не уставал расспрашивать во всех подробностях о том, что нового произошло без него в городе, в горкоме, в организациях. Неизвестно, сколько времени протянулся бы этот разговор, если бы Лучникова, которая уже несколько раз заходила в кабинет, не сказала довольно нетерпеливо:

— Товарищи! Вы что же хотите, чтобы я здесь до полуночи сидела?

— А ты не сиди, — рассмеялась Ольбина. — Мы разве тебя держим?

— Тебе хорошо говорить. А у меня через два дня пленум, — запальчиво заявила Лена.

— И у меня пленум, — спокойно продолжая улыбаться, сказала Ольбина. — Да что ты на меня так грозно смотришь? Успеешь еще посоветоваться с товарищем Соболевым. Не может же он пользоваться информацией только второго секретаря.

— Так что ж у нас с пленумом? — спросил Соболев Лену, когда Ольбина, наконец, ушла.

— Вот доклад принесла.

— Доклад я посмотрю. Ну, а настроение?

— Настроение нормальное, — многозначительно сказала Лена.

— Да? А отчего, Лена, на тебя Чирков в горкоме партии жалуется?

— Ну, если он жалуется, ты у него и спроси.

— Я спрашивал. Говорит, что не считаешься с его мнением.

Лена колебалась: рассказать или нет Соболеву о том, что она пережила, что передумала. В последнее время Чирков старался быть внимательным к Лене. Но она ему не верила. Поэтому вчера в горкоме партии она оборвала Бориса Исмаиловича, когда он стал хвалить «товарища Лучникову» за интересный доклад, с которым она собирается выступить на пленуме. При инструкторах она сказала Чиркову, что пришла не за похвалой, а за советами товарищей, которые поопытнее, чем она.

— Хочешь, я расскажу тебе, что обещала? — тихо спросила Лена.

— Расскажи, конечно!

И Лена рассказала, как случилось, что она вдруг очень доверчиво отнеслась к Чиркову, очень поверила ему. Рассказала о том, что ей было тяжело не оттого, что с ней нехорошо обошлись, а оттого, что есть такие люди, как Чирков. Были тяжелые паузы в рассказе Лены. Чтобы не смущать ее, Соболев иногда опускал глаза и старательно вычерчивал на клочке бумаги затейливые фигуры.

— Да… Представляю, каково тебе было.

И Лена так и не поняла, что было в его голосе: недоброжелательство к Чиркову или желание успокоить ее.

Они занялись докладом, когда неожиданно дверь широко распахнулась и в комнату шумно вошла седая женщина. Старуха, казалось, сначала не заметила Лену, а увидев, подошла и оглядела девушку с головы до ног. По лицу Лены пробежала тень, она выпрямилась и, неприязненно посмотрев на незнакомку, спросила, что ей надо. Тут только Куренкова — это была она — поздоровалась и пояснила — в тоне ее была официальность:

— Мне к товарищу Соболеву. — Помолчав, она добавила, выразительно посмотрев на Лену и ожидая, что та уйдет: — Мы с Игорем Александровичем старые знакомые.

Игорь нахмурился.

— Наш второй секретарь, — представил он Лену. И кивнул на стул: — Садитесь, пожалуйста, Евдокия Трофимовна.

Куренкова поняла, что говорить придется при Лене. Она тут же улыбнулась ей и обратилась к Соболеву со слезливой фамильярностью. Она припомнила Игорю, как часто мальчиком он бывал в их семье, как хорошо они к нему относились. Игорь помнит, наверно, как Осип чинил ему сломавшийся трехколесный велосипед? Осип — добрый человек, он очень любит жену и детей. Этот случай — недоразумение. Во всем виновата соседка Фаина Купринина. Она одна мутит воду и дочь ее, Лильку, восстанавливает против семьи.