Комсомольский комитет - [65]

— Водки пятьсот!

Водка явилась. Филатов подвинул себе чистый стакан, а стакан Дынникова, вдруг размахнувшись, бросил об пол. Официантка вскрикнула, Филатов небрежно заметил ей:

— Вычтешь за посуду. — Ты, крохобор, отвернись, — сказал он Дынникову.

— Ты что, смеяться надо мной при людях? — медленно поднимаясь, угрожающе спросил Дынников.

Антон, не чокаясь, не глядя на товарищей, которые, трезвея, в чем-то убеждали его, в чем-то успокаивали, не чувствуя, что замолчала вся чайная, пригубил полный до краев стакан водки и встал, бросив мастеру:

— Хватит двухсот рублей.

Филатов отлично знал неписаные законы людей, с которыми ему приходилось общаться: не выдавать друг друга ни в каких случаях. И как ни был он зол, Дынникову он сказал так, что непосвященный не поймет. Но Дынников спьяну сам начал выдавать себя. Он закричал громко и визгливо:

— Нет, ты мне ответишь! Какие двести рублей! Ты докажи! Чтоб каждая ворюга да честного мастера… Слышали, люди добрые? Да я тебя в суд, нет, в суд за клевету!

Сзади словно разорвалось что-то. Народ шумел, но Дынников кричал громче всех. Филатов пошел к выходу. Он не видел Корнюхина, остановившегося в дверях. Слышал раздававшийся у него за спиной лающий крик Дынникова. Он чувствовал себя так, как человек, который сейчас ударит. У Антона все похолодело внутри. Только протянуть руку… Засунув руки в рукава пальто, он пересилил себя и спустился со ступенек чайной.

И уже на дороге цепкие пальцы пьяного мастера схватили Антона за плечо. Вывалившаяся из чайной толпа тотчас окружила их.

Антон, хмелея от вина и от злости, увидел перед собой точно пляшущие при свете тусклого фонаря лица: разъяренное — Василия Дынникова; губастое, напряженное, красное — Корнюхина. Антон рванул прочь руку Дынникова — Василий Дмитриевич только зубы ощерил и, ругаясь, еще больней сдавил его плечо. У Филатова сжались кулаки. Эх, не хотелось еще раз в тюрьму за хулиганство, за мордобой, особенно сейчас.

— Пусти, бандит! — хрипло выговорил он.

— Я т-те покажу бандита! Нет, ты к участковому пройдешь! — Дынников оглянулся. Он был сильный мужик, но он не хотел сам вести Филатова в отделение милиции. Из толпы принялись усовещивать пьяного мастера.

Маленькие глазки Дынникова остановились на Корнюхине.

— Миша! Ты комсомолец! Дуй за участковым.

Корнюхин смотрел на Дынникова, на Филатова, пригнув голову. Большие зубы его, обычно приоткрытые, были крепко сжаты.

Услышав свое имя, Корнюхин даже вздрогнул; мгновение постоял, словно обдумывая, что ему делать. За плечами людей мелькнули перепуганные лица Нади, Даши и Варежки.

Не комсоргу Але Варежке, честной, но взбалмошной, а именно молчаливому, сдержанному Корнюхину поверяли ребята из смены свои сокровенные дела. Правда, Филатов не откровенничал и с Михаилом. Но Корнюхин от других знал про такие же случаи, как с Филатовым, поэтому намек Антона он отлично понял.

Михаил снял руку Дынникова с плеча Филатова, развел обоих и вдруг, багровея, что было силы ударил Дынникова кулаком в лицо.

Видно было, как напряглись большие пружинистые руки Михаила. Удар был короткий, сильный, но прозвучал он удивительно отчетливо и просто.

Толпа ахнула.

Филатов увидел мелькнувшую за чьими-то плечами перепуганную Надю. Значит, Даша тоже здесь… Ему вдруг очень захотелось уйти. Но Мишка!

Впрочем, Корнюхин в помощи Филатова не нуждался. Он постоял, наблюдая, как люди с помощью выбежавшего заведующего чайной поднимали Дынникова, убедился, что Василий Дмитриевич живой, и, решительно раздвинув толпу своим могучим плечом, пошел прочь.

На Филатова больше не смотрели. Он бросился из толпы и сразу же наткнулся на девушек.

— Ой, Тоша! — только и выговорила Надя, когда Филатов очутился возле них.

— Антон, зачем ты с ним связался? — сердито говорила Ала, а Даша смотрела на Тошку круглыми понимающими и испуганными глазами.

— Пошли спать, что ли? Завтра в утреннюю смену, — сплюнув, сумрачно сказал Антон.

* * *

Экзамены Игорь сдал не очень хорошо. По некоторым предметам у него были тройки. Но все-таки можно было считать, что сессия прошла благополучно. Позади осталась студенческая, по-своему утомительная и бесшабашная жизнь. Он в родном городе.

Широко шагнув в дом, увидел, что в нем по-прежнему уютно. Тамара что-то шила. Покраснев от радости, она вскочила, прижалась к Игорю на секунду и стала быстро целовать его в губы, в щеки, в лоб, в волосы…

Игорь бросил пальто и стал выкладывать подарки: Тамаре — штапельный шелк на платье, кое-что из технической литературы и фарфорового олененка, матери — пачку отличного индийского чаю.

— Ты когда приехал? Только сейчас?

— Ну, конечно, утренним поездом. Только «Белой сирени» не купил. В нескольких магазинах был — нету, — говорил Игорь, еще раз целуя жену.

— У меня уже есть «Белая сирень», — с гордостью сказала Тамара; перед зеркалом прикладывая к себе материал, смотрела, как пойдет расцветка к ее волосам, к серым задумчивым глазам.

— Да? Купила?

— Мне подарили.

— Кто?

— Товарищ, — сказала Тамара, не решаясь назвать фамилию Крутилина.

Игорь озабоченно посоветовал ей отдарить этого товарища.

— Вот еще, — усмехнулась Тамара.