Комсомольский комитет - [18]

— Мне не нравится этот разговор, Елена Михайловна.

— Вот как! Мне, например, тоже не нравится, что я сегодня перемазалась на паровозах, с песком пришлось руки отмывать, — насмешливо, запальчиво возразила Лена.

— Я что-то не пойму, чего ты хочешь от меня, всюду ищешь встреч со мной, — защищаясь, сказал он.

— Я ищу встреч с тобой? Эх, ты! Я хотела бы познакомиться с твоими родителями. Посмотреть на людей, которые тебя воспитывали!

Будь Чирков старше, он бы сдержался. Но он все-таки был молод.

— Меня воспитала советская школа и отец-коммунист! — вспыхнув, сказал он. — И вообще, Лена… Эта манера… разговаривать… — уже спокойнее сказал Чирков и замолчал. Очевидно, решив, что ничего хорошего для него не будет из этого разговора с Леной, он перевел разговор на другую тему — о том, что обком партии просил в ближайшее время направить лучших комсомольцев на курсы радистов для работы на Крайнем Севере и какие кандидатуры должен подобрать горком комсомола.

На перекрестке Лена Лучникова с насмешливой почтительностью распрощалась с Чирковым и направилась к Люсе Зайцевой. Недолго постояла у калитки, потом решительно дернула звонок.

Люся была дома. В пестром модном халатике с зелеными отворотами, с пушистой прической завитых волос, с пунцовыми губами и ногтями, она была очень не похожа на Лену. Люся схватила гостью за руку и потащила в комнату.

— Посмотри, Леночка, мы новый шифоньер купили!

В углу Люсиной комнаты действительно стоял лакированный, как автомобиль с обтекаемыми формами, зеркальный шифоньер. Лена любила, когда люди покупали новые вещи и вообще когда у них хорошо складывалась жизнь. Но сейчас ей не хотелось говорить о вещах, о том, что ей казалось не главным в жизни.

— Ленусь! Ты что такая?

— Ах! — махнув рукой, только и успела сказать Лена.

За окном зашумела и остановилась машина.

Люся чуть отдернула шторку и тотчас опустила ее.

— Крутилин, — с досадой сказала она.

— Директор молокозавода? Зачем? — изумилась Лена, но тут же вспомнила: Люся рассказывала, что Крутилин когда-то работал вместе с ее отцом и еще до войны Люся была знакома с Юрием Александровичем. Может быть, он и забыл бы о Люсе, но однажды он встретил ее на молокозаводе и с тех пор вдруг стал ухаживать за нею. Люся раза два говорила о визитах Крутилина, но говорила мимоходом, как о событиях незначительных.

— Знаешь что, — быстро-быстро зашептала Люся, — я спрячусь в шифоньер, а ты скажи, что меня дома нет. А то опять нам по душам поговорить не придется.

Лена и оглянуться не успела, как тонкая гибкая фигурка Люси скользнула в правое отделение шкафа, словно шкаф и куплен был для того, чтобы в нем прятаться. Лена, улыбнувшись, подумала, что Люся ведь старше всех в горкоме — ей уже двадцать восьмой год, а ведет она себя, как девчонка.

В комнату уже весело входил хорошо одетый мужчина средних лет, невысокий, но представительный. Небольшая, в меру, полнота придавала хорошо сложенной фигуре его приятную округлость. Волосы у Крутилина лежали волнистой шевелюрой, словно уложенные в парикмахерской, и были огненно-рыжие, а брови — черные, и это неожиданное сочетание шло к нему. Губы у него короткие, верхняя, чуть неровная, «бантиком».

Лучникова знала Крутилина, не раз встречала его и на партийных собраниях города.

Крутилин хотел поцеловать у Лены руку, но она отдернула ее.

— Очень рад, очень рад, Елена Михайловна, что вижу вас, так сказать, в домашней обстановке, — бархатным голосом говорил Крутилин и, подтянув на коленках брюки так, что выглянула дорогая шелковая резинка, мягко опустился на диван.

— А где же хозяйка этого прекрасного… гнездышка?

— Не могу вам этого сказать…

— А, понимаю: женские секреты. И когда же Людмила Васильевна вернется?

— Вряд ли скоро, — засмеявшись, ответила Лена. «Забавный дядя», — подумала она про Крутилина, уловив искреннее и, пожалуй, нарочито подчеркнутое изумление на его лице. — Юрий Алексеевич, вы никогда не были женаты? — вдруг спросила она.

— Был, — сразу став сдержанным, очень серьезно ответил Крутилин. Договорил он не сразу. — У меня в войну, в бомбежку, жена погибла.

Лена не ожидала этого. Она замолчала.

— Теперь вот снова жениться надо, — устало, словно о деле, сказал Крутилин.

Крутилин сам переменил тему разговора.

— Тяжело вам, девушкам, — посочувствовал он.

— Почему же?

— Да вот бегай, агитируй, женское ли дело? Вашей сестре нужно за собой присмотреть. Там маникюр, там педикюр, — Крутилин улыбнулся, заметив, как сбежались на Ленином лбу морщинки. — Прическа фик-фок, — Крутилин поиграл пальцами, а пальцы у него были тонкие и длинные. — Люсенька вот успевает, а вы нет.

— Мне и без прически хорошо, — вспыхнула Лена.

— Ой ли?

Крутилин вдруг придвинулся к Лене и не обидно, просто взял ее за руку.

— Не сердитесь на меня, Елена Михайловна, я старше вас, я шучу, — сказал он.

— Я не обижаюсь, каждому свое, — Лена осторожно высвободила руку.

— О чем я хотел просить вас, Елена Михайловна? Подействуйте на Люсю, ведь вы ей начальник.

Так уж бывало у Лены, что, несмотря на ее резкий характер, люди часто разговаривали с ней очень откровенно. Самых разных людей, которые были порою в два раза старше ее, девушка привлекала тем, что относилась к ним с искренним вниманием.