Компромисс между жизнью и смертью. Сергей Довлатов в Таллине и другие встречи - [68]

Шрифт
Интервал

…Лиля, я страшно жалею о своей застольной болтливости. Думал, не пригодятся истории, вечно буду поэтом, а теперь их не вернуть. Помнишь, как у Зощенко: «У одной женщины умер муж. А, – думает она, – ерунда. Оказалось, что не ерунда!»

– Женя, но теперь, когда ты знаешь, что истории твои крадут, ты все равно продолжаешь доверять их собеседникам?

– Это сильнее меня. Сидим за столом, кому-то нестерпимо хочется выпить, а мне хочется рассказать что-нибудь интересное.

– Ну и рассказывал бы порядочным людям, которые не умеют сочинять, а не своему брату писателю!

– Простодушие!.. Как ты знаешь, существовал пожизненный конфликт между Гончаровым и Тургеневым. Гончаров уверял, что Тургенев украл у него сюжет «Отцов и детей». Никто ему не верил, и постепенно сложилось мнение, что Гончаров просто сумасшедший и страдает манией преследования. Но Анна Андреевна Ахматова, которая читала архивы, говорила мне, что в основе этого конфликта действительно лежит воровство. Тургенев долго не был в России, приехал, встретился с Гончаровым, тот ему рассказал о новых людях, об их взглядах, принципах, вкусах; рассказал замечательно, ярко, подробно; в этот момент у него зрел замысел «Обрыва». Тургенев внимательно выслушал и побежал писать свой роман. Гончаров писал медленно, а Тургенев писал быстро…

– Интересно, а Бродский заимствовал у тебя что-нибудь?

– В поэме «Колыбельная Трескового мыса» у Бродского есть такие строчки: «Как бессчетным женам гарема всесильный Шах // изменить может только с другим гаремом…» Это моя шутка: я как-то сказал, что шах не может изменить своему гарему с одной женщиной, изменой может считаться только его роман с другим гаремом… И еще – в стихах о Таллине у меня луна карабкалась по трубам как капля в ватерпас; у Иосифа в стихах встречается этот образ – втягивается луна каплей в ватерпас…

– Женя, прости, что говорю тебе об этом, но и у тебя в стихах есть одна строчка из Бродского: «Вечер с красным вином в нигде…»

– Понимаешь, была у нас с Иосифом такая тайная переписка, дружеский обмен цитатами… А я рассказывал тебе о замечательной сцене на похоронах Бродского? Нет?!

Крестный отец

На похоронах Бродского. Нью-Йорк. Крематорий. Два придела – левый и правый. В одном стоит гроб с Иосифом, во втором – с каким-то крупным итальянским мафиози. Мы с приятелем вышли покурить на улицу. Подъезжает вереница машин, из головной выходит Виктор Черномырдин в роскошном черном кашемировом пальто, с букетом белых лилий в руках, на пальцах сияют бриллиантовые перстни. Итальянцы сразу понимают, что прибыла очень важная персона; один из них почтительно подходит к Черномырдину и говорит через переводчика: «Мы очень просим вас подойти и к нашему покойнику. Наш покойник не хуже вашего!»…

А я тебе рассказывал, как Иосиф вернулся из ссылки, и Евтушенко пригласил нас в ресторан? Евтушенко позвонил в «Арагви», нам накрыли в отдельном кабинете, мы приехали, все хорошо. Но тут Женю внезапно озаряет, что поэт должен пить со своим народом – в общем зале. Однако в общем зале нет мест, тогда Евтушенко требует, чтобы туда перенесли наш столик. Все встают, утесняются, вносят наш стол. Евтушенко выпивает, смотрит на Бродского и замечает: «Что это ты так плохо одет? Поехали ко мне, у меня дома есть почти новый пиджак, я тебе его подарю…» Думаю, ты догадалась, что Иосифу, вернувшемуся из ссылки, все это не понравилось.

Но на самом деле Евтушенко был чрезвычайно добрым человеком и всем старался помочь. Однажды он приволок меня в загородный дом всемогущего в свое время писателя Сафронова, редактора «Огонька». Это был невероятный особняк, который и не снился нынешним новым русским. В зале сидел хозяин в окружении литературной челяди. Евтушенко должен был назавтра улетать с Сафроновым в Австралию и пришел под этим предлогом, а дальше попросил тут же прочесть мои стихи и дать указание их напечатать. Сафронов прочел и отказал. Евтушенко тут же потерял интерес к этому визиту, откланялся и вышел со мной на улицу. Особняк горел огнями, из него доносилась музыка. «Всюду жизнь…» – прокомментировал Евтушенко…

Веселые поминки

Я переводил Силована Нариманидзе, и он, по всем законам гостеприимства, должен был меня угостить. Силован сказал, что в Тбилиси, в ресторане, нас не сумеют вкусно накормить, а нужно нам поехать на его родину – в кахетинское село, где будет устроено настоящее застолье. Я, разумеется, соглашаюсь. По дороге Силован рассказывает, что его односельчане чрезвычайно высоко ценят мой талант. Я удивляюсь, ибо книги я еще не издал, и как-то затруднительно было бы крестьянам в Кахетии меня полюбить. Но Силован меня успокаивает; он объясняет, что односельчане любят меня с его слов, ибо он, Силован, постоянно им рассказывает о моих выдающихся стихотворениях и читает им наизусть исключительно меня и Тютчева. Ну, ты знаешь, поэт – дурак, я начинаю верить; черт его знает, может, и правда… Приезжаем. Стоит огромный стол, вокруг сидят все крестьяне деревни. Все в черном. Я начинаю тревожиться. Силован объясняет, что все они пришли меня приветствовать. Он произносит первый тост, сообщает, какой я замечательный поэт, и предоставляет слово следующему. Тот уже говорит по-грузински и при этом страшно кричит и плачет. Я в ужасе, а Силован успокаивает меня: «Это он убивается, что тебя не печатают!» Ну, разумеется, оказалось, что мы прибыли на поминки, и Силован решил меня к ним присоединить, чтобы сэкономить…


Еще от автора Елена Григорьевна Скульская

Мраморный лебедь

В «Мраморном лебеде» причудливо переплетаются три линии. Первая – послевоенное детство, мучительные отношения в семье, молодость, связанная с карикатурно-мрачным Тартуским филфаком, где правит Ю. М. Лотман, рассказ о дружбе с Довлатовым и другими… Вторая линия – сюрреалистические новеллы, родившиеся из реальных событий. И третья – особый взгляд на те великие произведения литературы, которые более всего повлияли на автора. Всё вместе – портрет эпохи и одновременно – портрет писателя, чья жизнь неизбежно строится по законам его творчества.


Наши мамы покупали вещи, чтобы не было войны

Роман «Наши мамы покупали вещи, чтобы не было войны» — детектив, скорее даже триллер, где смерть стоит на пути почти всех героев. Толчком к кровавым событиям становится выход романа малоизвестного писателя «Наши мамы покупали вещи, чтобы не было войны». Роман лежит без движения в магазинах целый год, и вдруг его покупают восемь читателей. Есть ли между ними какая-то связь? Что их заставило сделать эту покупку? Писатель, страдающий всю жизнь от непонимания и всем пожертвовавший литературе, решает разыскать восьмерых покупателей его книги и, возможно, почитателей его таланта.


Рекомендуем почитать
Дневник и записки (1854–1886)

Елена Андреевна Штакеншнейдер — дочь петербургского архитектора Андрея Ивановича Штакеншнейдера. Ее «Дневник и записки» представляет ценнейший документ как по количеству фактов, существенных для понимания эпохи, так и по глубине и проникновенности их истолкования.


В.Грабин и мастера пушечного дела

Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.