Комнатный фонтан - [26]

Неужели она уже давно готовилась к побегу и все эти преферансы были только прикрытием?

Неужели Конни заодно с Юлией и Хугельманом? Неужели они одна шайка-лейка? Неразлучная троица! Какими групповыми играми они там занимаются? Мне стало дурно. Я вдруг явственно услышал, как Юлия спрашивает Конни, с которой она часами болтала вечерами по телефону:

— А как у нас с партнером на завтра? Втроем все-таки лучше…

Только теперь мне открылся во всей ужасающей глубине потаенный смысл этого вопроса.

Без сил я опустился на пол, прямо тут же, в коридоре. Пятница робко подсел ко мне, и я крепко обнял его. Никого-то у нас больше нет на всем белом свете! Одни, одни-одинешеньки… Я чувствовал исходящее от него тепло… И тут холодная, трезвая мысль пронзила меня: еще не все потеряно! У меня ведь есть он, заложник!

Если я посажу Пятницу на голодный паек и буду время от времени звонить Конни с Юлией, чтобы они послушали в трубку, как он жалобно скулит, то Юлия не сможет остаться равнодушной, это должно ее заставить…

Пятница, словно прочитав мои мысли, занервничал и стал вырываться из моих объятий. Я устыдился — как может порядочный человек думать о таком! Я быстро вытер слезы — и начал обустраивать всю квартиру по-новому, сообразуясь со своими служебными надобностями. Иными словами, я (как это было описано выше) занялся расстановкой и подключением комнатных фонтанов. Началась «постюлианская» эра.

Поначалу Пятница не проявлял особого интереса к моим манипуляциям. Довольно равнодушно он следил за расстановкой. Но когда у него на глазах количество фонтанных точек все увеличивалось и увеличивалось — захватив собою и центр! — он почувствовал опасность. Шерсть у него на спине встала дыбом. (Кто посмел занять его территорию?!) Он отступил в кухню, забрался под стол и, положив голову на лапы, растерянно стал наблюдать оттуда за происходящим.

При виде первого всплывающего кита, который к тому же плевался водой, Пятница попытался его облаять и, убедившись, что кит, помешкав, все же ушел под воду, повторил, вдохновленный первой победой, свой концерт. Но это гармоничное взаимодействие условных рефлексов было всего лишь временным явлением. По мере того как я распаковывал фонтаны, заливал их водой и расставлял по квартире, не забывая их тут же подключать, гармония расстраивалась. Пятнице ничего не оставалось, как ограничиться глухим беспомощным рычанием на массовое неритмичное всплывание и погружение распространившихся по всей жилплощади китов.

На каком-то этапе я заглянул в гостиную — там, возле обеденного стола, расположился у меня один красавец ИОНА. Вхожу и вижу, что Пятница сидит как порядочный перед фонтаном и наблюдает с открытой пастью и более или менее безмолвным интересом за водным шоу.

Я не мог удержаться от улыбки.

Надо ему, пожалуй, объяснить, к чему я тут понаставил эти фонтаны, что это, мол, для того, чтобы глубже понять воздействие этих агрегатов на человека, главным образом на его душу. Я подхожу к Пятнице, кладу ему, так сказать, руку на плечо… Он же, продолжая неотрывно смотреть на фонтан, ответил на это сдержанным рычанием.

Наверное — и тут я возвращаюсь к тому самому дню, который стал поворотным в моей судьбе, — наверное, я не очень ответственно исполнял свои обязанности в отношении бедного пса в этот период нашей совместной жизни, оказавшейся наполненной бурными событиями. Но вовсе не потому, как может кто-нибудь подумать, что я, поддавшись подсознательному импульсу, решил посадить его на полуголодный режим, чтобы от одного его изможденного вида человеческое сердце содрогалось от жалости к этому замученному существу, при помощи которого я надеялся заманить Юлию обратно домой. Нет, я забросил несчастного пса потому, что был занят двадцать четыре часа в сутки! Днем я со Штрювером мотался по городу, а придя, так сказать, домой, тут же садился за составление маршрута на следующий день. (Это входило в мои обязанности, поскольку я лучше знал местные условия и считалось, что мне, как «аборигену», по выражению Штрювера, это будет проще.) Моя задача состояла в том, чтобы совместить оговоренные заранее визиты со спонтанными в избранных жилых массивах с учетом специфики предлагаемого товара. Выборочные посещения без предварительной подготовки шли у нас по разделу «полевого маркетинга».

И вот однажды вечером я склонился над картой города, пытаясь забить дыру между клиентом в Далеме, назначенным на утро, ближе к обеду, и клиентом в районе Вайсензее, которого мы собирались навестить для проведения «установочной беседы» ближе к вечеру, и только обвел карандашом квадрат Хоеншёнхаузен, которым мы могли заняться в перерыве, как до меня донесся какой-то запах. В квартире чем-то пахло. Чем — не знаю, но знаю, что несло изрядно.

То, что Пятница откровенно не подавал никаких признаков жизни, выглядело крайне подозрительно. Когда он молчит, самое страшное уже позади.

Я пошел на запах, и ноги привели меня в гостиную.

Пятница смотрел телевизор. Это нормально, я ему разрешаю. После дневных новостей я, как правило, не выключаю телевизора. Пятница тогда занят, лежит, кемарит перед экраном, а то и по-настоящему заснет. (Я, разумеется, следил за тем, что показывают; «В мире животных» я ему одному смотреть, конечно, не давал.) Но сегодня вечером показывали какую-то американскую семейную драму, ничего особенного, и Пятница лежал, не проявляя никакого интереса.