Комната с видом на звезды - [25]

— Последую твоему совету, — кивнула Алина, и с этого момент началась наша дружба. Наверно, у Алины еще никогда не было друзей, потому что первое время она вела себя скованно. Но постепенно девочка привыкала ко мне, раскрываясь и доверяя сначала небольшие, а потом все более важные тайны. Я все чаще становилась единственным слушателем ее мыслей, мечтаний и историй детства. Время шло, мы взрослели, и наша дружба с годами только крепла.

Алина жила с матерью, Натальей Викторовной, особой довольно жесткой и старомодной. Отца девочка никогда не видела, да и не спрашивала об этом у матери. Она вообще почти никогда ничего не спрашивала, заведомо боясь получить отказ.

Как оказалось, Наталья Викторовна работала вместе с моим папой, и для Алины, разумеется, с самого детства была уготована нежеланная участь инженера. Обвинять Наталью Викторовну в том, что она не спрашивала мнения дочери, было бы несправедливо. Наоборот, она всегда спрашивала, чего бы хотелось Алине, а потом объясняла, что это все сущие глупости. Раз за разом слушая эти слова, которые всегда так ранят юную душу, еще не ведающую разочарования, Алина со временем поняла, что ей стоит побольше молчать о своих мечтах. Очень рано она научилась обманывать или говорить то, что от нее хотят услышать. Порой даже я не могла быть уверенной в том, что правильно понимаю ее. Эта девочка словно находилась в незримой клетке. Никто не знал ее. Никто не был ей близок. Когда я думала о том, как она жила до нашей встречи, мне становилось страшно. Я будто смотрела в пропасть, где ничего, кроме одиночества, не существовало.

Становясь взрослее, я понимала, насколько авторитет Натальи Викторовны мешает Алине быть собой. Ее мать знала все. Как поступить, что ответить, где сейчас лучше, с кем стоит общаться. Не знала она лишь одного, — свою дочь. Ее тонкую душу, ее мысли и чувства. Она понятия не имела, каким удивительным человеком была Алина, какие идеи рождались в ее голове. Одно то, как она видела мир, — без злости, без обиды на то, что он оставлял ее в рамках. Или же, наоборот, за пределами этих рамок, вдали от всех.

Алина всегда, до последней нелепости верила во все свои мечты, и в этом мы были с ней похожи. Мы были незримыми солдатами той армии желаний, которая исчезает из жизни многих людей, стоит им едва повзрослеть. Мы же всегда безумно верили в свои иллюзии и, быть может, только поэтому рано или поздно обретали их.

У Алины были длинные, чуть вьющиеся волосы каштанового цвета и золотисто-карие глаза, которые, если хорошо присмотреться, выражали любое чувство ее робкой натуры. Словом, она была необычайной красавицей. Но ее лицо, по привычке сохранявшее поразительную серьезность на людях, не притягивало к ней людей. Не могу вспомнить, чтобы кто-то из парней решился ухаживать за ней. Ведь даже если смельчака не пугал отшельнический вид Ракитиной, разговор с ней поддержать бывало сложно. Алина чудовищно умна, и, если она не хотела разговаривать, то собеседник был озадачен в первые минуты знакомства. Много раз я пыталась вытащить ее из того панциря, в котором находилась ее жизнь, но попытки не увенчались успехом. Уверенная в том, что все, как и мать, будут пытаться изменить ее, она предпочитала быть одна.

Мне все это казалось безумно грустным. Но никогда я не позволила бы себе вмешиваться в чужие мысли, а потому не собиралась воспитывать Алину. Я просто была рядом, была ее другом. И вот парадокс, — это не стоило мне никаких усилий, но ничего более ценного у Алины не имелось.

* * *

Мы закончили свою трапезу под последние аккорды этого дня и вернулись на второй этаж завода. Алина принялась фотографировать виды города из округлой пробоины в стене, а потом показывала мне.

— Живописно, — оценила я, просматривая несколько кадров. Казалось, что огромное око взирает на город прямо отсюда.

— Еще обработаю дома, и будет супер! — воодушевленно кивнула Алина. Сейчас она была похожа на маленького ребенка, который занимается любимым делом, и у него все получается. Я почувствовала на сердце спокойную, тихую радость за тот мимолетный счастливый миг жизни, который был сейчас у Алины. И у меня.

— Твоя мама не скажет, что ты занимаешься ерундой и творишь могильные снимки? — засмеялась я, и мы стали возвращаться на первый этаж.

— Я шифруюсь, — улыбнулась Ракитина. — Открываю научные статьи на случай, если она решит нагрянуть ко мне и проверить, что я делаю.

— Ваши отношения с каждым днем приобретают все более доверительный характер, — невесело заметила я. Сумерки приняли нас в свои меланхоличные объятья, и мы, оставляя позади белый завод, направились к остановке.

* * *

Новый день опустил на город серые низкие облака, за которыми порой показывались клочки по-весеннему светлого неба. Временами в эти небесные бреши прорывались лучи солнца. Тогда казалось, что кто-то пролил на дома и дороги тонны оранжевой краски. Но на асфальте то тут, то там вырисовывались очертания мелких лужиц, что оставил после себя моросящий всю ночь дождь. Люди ежились от внезапно возникающих порывов ветра. Они старались покрепче запахнуть воротники легких курток и пиджаков. Когда я выходила из дома, под козырьком подъезда меня встретила дворовая рыжая кошка. Она уютно присела в уголке и сквозь прищуренные глаза взирала на мир из глубин своего кошачьего сознания.