Комната с видом на звезды - [17]

— Пошли, — коротко сказал Максим и направился к охраннику. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

— Анатолий Степанович! — позвал Давыдов, и охранник встретил нас отсутствующим взглядом. — Вы чего здесь?

— А вы чего? — он приподнялся и стал тереть глаза. — Я охраняю!..

От нашего сторожа недвусмысленно пахло алкоголем. Его руки сжались от холода, которого он не ощущал. Видимо, Анатолий Степанович просидел здесь уже долгое время.

— Вам же холодно, еще уснете и замерзнете, — продолжал Максим и присел рядом с охранником. — Пойдемте, я вас в корпус отведу.

— В корпус? — протянул Анатолий Степанович, и его стеклянные глаза посмотрели на меня. — В корпус можно.

— Правильно, идемте, — согласился Давыдов, встал и принялся поднимать охранника, не давая ему времени на размышления. Максим был высоким и сильным, и, хоть Анатолий Степанович вполне мог идти сам, Давыдов все же ненавязчиво поторапливал его. Я тащилась рядом, тонула в большой ветровке друга, достающей мне до середины бедра и, похоже, была причиной едва уловимой улыбки Максима.

Вскоре мы оказались в здании института. На первом этаже у охранника была своя маленькая комнатушка, так называемый кабинет. Зайдя внутрь, я нащупала в стене справа выключатель и нажала его. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка, отбросившая грязный свет на стены комнаты. Я увидела стоящий под самым окном старый диванчик. На нем была лишь подушка и толстый потрёпанный плед, сиротливо скорчившийся на краю. Из этого напрашивался вывод, что охранник предпочитает не стелить постель. Также в углу комнатки стоял маленький холодильник, рядом стол, на нем заляпанный электрический чайник и такая же неопрятная микроволновка с жирными отпечатками пальцев. Напротив дивана доживал свой век крохотный телевизор, поставленный на хлипкую табуретку. Вдоль четвертой стены тянулся ряд тумбочек и шкафчиков, явно списанных и великодушно отданных в пользование охраннику. Там же, но выше, была прибита дощечка с крючками, служившая охраннику вешалкой. Сейчас на ней, точно сброшенные шкуры, висели две легкие потрепанные спецовки.

— Давайте-ка ложитесь, — руководил процессом Максим, подведя Анатолия Степановича к дивану. Мой друг делал все быстро и без лишней суеты. Я решила немного помочь ему. Накидывая на распластавшегося охранника плед, я вдруг почувствовала безумно жалость к этому человеку. Он сам загубил свою жизнь и заканчивал ее здесь, в тесной грязной комнате, лишенной уюта и человеческого тепла. Как и Освальд Павлович, он был одиноким стариком, до которого почти никому нет дела.

— Спасибо, ребятки, спасибо, — бормотал охранник. — Но больше туда не ходите.

— В подсобку? — спросила я. Максим посмотрел на меня взглядом, означающим, что расспрашивать охранника сейчас не лучшее время. Хотя, на мой взгляд, все было как раз наоборот.

— Это место проклято, — глаза Анатолия Степановича закрывались, а голос звучал все тише. — Туда нельзя заходить, от него веет смертью. Души, запертые там, томятся долгие годы и не могут упокоиться. Не тревожьте их, не тревожьте…

— Какие души? — быстро спросила я, наклоняясь к охраннику и стараясь глубоко не дышать. От запаха перегара, казалось, можно и самой опьянеть.

— Души тех, кого она впустила сюда, — продолжал бедовый сторож. Вскоре его слова уже нельзя было разобрать, он бессвязно бормотал что-то, погружаясь в сон. Я повернулась к Максиму и увидела, что он со скучающим видом смотрит на нас. История, рассказанная Анатолием Степановичем, не произвела на него впечатления, как и все происходящее.

— Кристин, прошу тебя, — Давыдов подошел и мягким, но настойчивым жестом отвел меня в сторону. — Он не в себе и к тому же серьезно болен. Оставим его здесь и уйдем.

— Он что-то знает, но не хочет рассказывать, — сказала я. Максим выключил свет, чтобы ненароком не разбудить заснувшего охранника, и теперь комната погрузилась в темноту, прорезаемую падающими с улицы отблесками фонарей.

— Мне не нравится, что ты забиваешь себе голову этими историями о призраках, — строго сказал Давыдов. — Мы уходим.

— Но мне надо в подсобку! — возразила я и с ангельским выражением лица умоляюще сложила руки. Все же правду говорят, что нам, женщинам, никогда не понять этих мужчин. Вот что он видел там, в моих глазах, какую власть они имели над ним? Для меня это всегда будет загадкой, но сейчас Максим, будучи не в восторге от того, что собирается сделать, все-таки кивнул. Он подошел к вешалке и стал шарить по карманам охранника.

— Что ты ищешь? — сразу я не поняла его, но Давыдов, тихонько злясь на себя за то, что так и не смог мне отказать, молча продемонстрировал объемную связку ключей. Я тут же догадалась, что это, и просияла:

— Макс, ты гений!

Эта похвала немного растопила сердце моего друга, и он перестал хмуриться. Мы чуть слышно вышли из комнаты охранника, который, кстати сказать, храпел как паровоз, и снова вернулись во внутренний двор. Из актового зала на улицу доносилась музыка, под которую веселились студенты. Максим, желая поскорее покончить со всем этим, решительно подошел к двери подсобки и стал пробовать ключи. Один из них подошел, замок повис на одной дужке, и Давыдов, обхватив старую ручку, собирался дернуть дверь.