Комната с призраками - [48]

Оказалось, что Коллинза не поставили в известность о намерениях хозяйки относительно данного участка земли, а узнавши, энтузиазма он не проявил.

– Я, конечно, быстро уберу эти скамейки, – сказал он. – Место это они не красят, мистер Анструтер, да и сгнили давно. Вот поглядите, сэр, – и он отломал большой кусок, – совершенно гнилая. Да, я их уберу.

– И столб, – добавил мистер Анструтер, – его тоже надо убрать.

Коллинз сделал шаг, потряс руками столб, а потом почесал подбородок.

– Твердо он стоит, этот столб, – сообщил он. – Наверное, много лет так стоит, мистер Анструтер. Так быстро, как скамейки, я его не уберу.

– Но твоя хозяйка хочет, что здесь все было убрано за час, – возразил мистер Анструтер.

Коллинз улыбнулся и медленно покачал головой:

– Простите, сэр, вы сами-то попробуйте. Нет, сэр, никто не может сделать то, чего он не может, правильно? Я могу вытащить этот столб к чаю, сэр, но только придется долго копать. Сэр, сами видите… чтобы вытащить столб, земля должна быть мягкой, как навоз, простите за выражение, сэр. Мы с мальчишкой постараемся. Но еще скамейки, – рассуждал Коллинз так, словно план расчистки участка принадлежал исключительно ему. – Можно приволочь тележку и убрать их примерно за час, если разрешите. Только…

– Только что, Коллинз?

– Ну, я должен выполнять приказы… и ваши… и кого-нибудь еще (последние слова были добавлены с некоторой поспешностью), но, извините, сэр, я бы не стал тут разбивать розарий. Вы только гляньте на самшит, калину, они же совсем свет загораживают.

– Да, но мы и от них избавимся.

– Ах, избавитесь! Да, конечно, но… простите, мистер Анструтер…

– Извини, Коллинз, но мне пора. Машина уже подъехала. Хозяйка тебе все сама объяснит. Я скажу ей, что ты все уберешь к полудню. До свидания.

Коллинз остался почесывать подбородок. Миссис Анструтер выслушала отчет с недовольством, но не стала настаивать на изменении планов.

К четырем часам она, отпустив мужа играть в гольф, справившись с Коллинзом и другими обязанностями, приказала отнести складной стул и зонтик на нужное место и села рисовать церковь. Но тут на тропинке возникла горничная, которая сообщила, что в гости пришла мисс Уилкинс.

Мисс Уилкинс принадлежала к оставшимся в живых членам семейства, у которого чета Анструтеров и приобрела Уэстфилдское поместье несколько лет тому назад. Мисс Уилкинс проживала неподалеку, на этот раз она пришла попрощаться.

– Узнай у мисс Уилкинс, не будет ли она столь любезна прийти сюда, – попросила миссис Анструтер, и вскоре появилась дама зрелых лет, мисс Уилкинс.

– Да, завтра я покидаю Эшиз и смогу рассказать брату, как чудесно изменилось поместье. Ему, правда, немножко жаль старого дома – как, впрочем, и мне, – но сад стал и вправду восхитительным.

– Мне приятно слышать ваши слова. Но с переменами мы еще не покончили. Пойдемте, я покажу вам, где хочу разбить розарий. Это совсем рядом.

Мисс Уилкинс была подробно ознакомлена с проектом, но мысли ее явно бродили где-то еще.

– Да, очаровательно, – наконец несколько рассеянно произнесла она. – Простите, я немного задумалась, миссис Анструтер. Я очень рада, что побывала в этом месте до того, как здесь все изменилось. У нас с Фрэнком произошла тут просто романтическая история.

– Да ну? – улыбнулась миссис Анструтер. – Расскажите, пожалуйста. Наверняка что-нибудь оригинальное и прелестное.

– Да нет, не очень прелестное. Мне это все казалось всегда занятным. Потом мы сюда поодиночке не приходили, и я не уверена, что оно и сейчас не вызывает у меня тревогу. То, что случилось, трудно выразить словами – мне, во всяком случае, – а если рассказать непонятно, то все это может показаться глупостью. Я лишь некоторым образом в состоянии объяснить, какой ужас испытывали мы в этом месте, когда были одни.

Это произошло осенним вечером после жаркого дня. Фрэнк куда-то пропал, и я искала его, чтобы позвать пить чай. И когда я шла по этой тропинке, я вдруг его увидела. Он не прятался в кустах, как я думала, а сидел на скамейке в старом летнем домике – вы знаете, здесь раньше был летний домик – прямо в углу и спал. И у него было такое страшное лицо, что я решила, что он заболел или даже умер. Я стала трясти его и звать, он проснулся, с воплем. Поверьте мне, бедный мальчик, казалось, был вне себя от страха.

Мы быстро пошли домой, а ночью он почти не спал и был в ужасном состоянии. Насколько я помню, с ним даже кто-то сидел. Он быстро пришел в себя, но долго не хотел мне рассказывать, что же с ним случилось.

Наконец он признался, что ему приснился очень странный бессвязный сон. Он не видел, что происходит вокруг него, а ощущал, причем очень явно. Сначала он стоял в огромной комнате, где было полно народу, и кто-то, сидевший напротив него, «очень властный», задавал ему вопросы, а он понимал, что это очень важно, но, что бы он ни отвечал, кто-то – человек ли напротив или еще кто в комнате – казалось, как он рассказывал, что-то имеет против него. Голоса звучали как будто издалека, но кое-то он запомнил: «Где вы были девятнадцатого октября?», «Это ваш почерк?» и так далее. Теперь-то я понимаю, что ему снился суд. Но мы никогда не читали газет, и поэтому непонятно, каким образом маленький мальчик так отчетливо представлял себе процесс судопроизводства. Все время, как он говорил, он пребывал в тревоге, был подавлен и ощущал полную безнадежность (хотя я не уверена, что тогда он употреблял именно эти слова). Затем был перерыв, во время которого он ощущал себя очень усталым и несчастным.