Комната на Марсе - [60]
Весь секс, который был у него в жизни. Все, что ему осталось теперь, – эти хмельные моменты.
Бедра, соитие, дощатые стены, скрип кровати. Руки на его спине (он мужчина, о’кей? На спине, не на заднице). Он стискивает женские задницы. Полными горстями. То, как их бедра раскрываются под ним на матрасе, – вот что его заводит. Он вклинивается все глубже. Кровать скрипит как сумасшедшая; он приближается к финалу, и кровать скрипит так, словно ее рубят топором.
Но эта кровать, в которую он погружается, другая, и у него перехватывает дыхание. Она цементная. Ему жарко в камере, он откидывается на спину, пытаясь удержать ощущение тихого жаркого летнего дня на природе, среди секвой.
Так тепло, что его «Харлей» заводится без дросселя, с одним стартером на холостом ходу, как по маслу.
В такой день он мог пойти в байкерский бар в «Трех реках», оставив женщину в своей хижине, конфисковав у нее наркотики и отключив спутниковую антенну. Он сидит в баре и пьет холодное бочковое пиво.
Люди чморят «будвайзер», а сами пьют не пойми что, но «будвайзер» не зря называется королевским пивом – он хорош.
Его сокамерник в общей комнате бренчит на своей большой желтой гитаре. Напоминает «Led Zeppelin», хотя их будет напоминать игра любого белого парня перебором на акустической гитаре. Этот тип прилично играет для отморозка, трахавшего собственную дочь. Все остальные во дворе. Док не выходит во двор. Если вам нужно пояснение, тюремный двор – не место для копа, даже двор особой категории, если только там не играют в софтбол трансы – в этом случае Док готов пойти на риск.
Когда сокамерник возвращается, Док кормит свою ручную ящерицу. Он недавно обнаружил, что салфетки для снятия статики – можно заказать по каталогу «Уокенхорст» – отлично подходят для маскировки сверху картонного террариума ящерицы. Террариум он сделал из коробки от кроссовок «Nike». Док носит только белые кроссовки, безупречно чистые, полирует их несколько раз в день «Блоком 64» и сменяет уйму пар, благо различные люди из органов платят ему, чтобы он держал язык за зубами. Он скармливает ящерице кусочки растения, которое выращивает в банке. Он рад иметь у себя в камере растение и живность, ведь он поддерживает порядок и чистоту и не допускает никаких неприятных запахов. Он смотрит, как ящерица смотрит на лист в его большой руке, и вдруг…
Что-то согнуло его в дугу.
Он падает на пол, но пытается подняться. Сокамерник, надо же. Шарахнул его по затылку. Непонятно чем. Чем-то внушительным.
Ему нечем дышать. Дока душат самодельной удавкой.
А разве есть какие-то еще?
В голову лезут посторонние мысли даже в моменты жизни и смерти. Всегда говорят «самодельная удавка». Док тянется к ней – крепкая такая, из…
Ему нечем дышать!
Зубная нить? Гитарная струна?
Он пыхтит и рычит, борясь за жизнь с животным упорством. Док пытается…
Нет сил…
Я почувствовала, что отделалась от Курта Кеннеди в Лос-Анджелесе, хотя несколько раз мне казалось, что я узнаю его в других мужчинах, имевших те же отталкивающие физические признаки: толстые мясистые голени, красноватую кожу, лысый неровный череп, а один раз мне показалось, что я слышу его хриплый голос. Но Лос-Анджелес был новой планетой, с закатами цвета фруктового мороженого, людьми в сандалиях в январе, огромными райскими птицами, супермаркетами с сияющими рядами тропических фруктов. Я начала успокаиваться, чувствовать себя свободной от удушающей фамильярности Сан-Франциско.
На самом деле я переехала с Джексоном в Лос-Анджелес не только затем, чтобы избавиться от Курта Кеннеди, но и чтобы быть с Джимми Дарлингом, получившим преподавательскую должность в Валенсии. Жилье, которое он снимал, принадлежало эксцентричному старому художнику, все время жившему в Японии. Большая часть строений на ранчо сгорела во время лесного пожара, так что старый художник жил в металлическом трейлере «Эйрстрим». Он установил над ним деревянную решетку, обвитую виноградом, чтобы обеспечить прохладу. Джексон обожал это место, потому что оно было похоже на лагерь. В отдалении от трейлера стояла молочно-зеленая кабинка биотуалета «Энди Гамп» с настежь открытой дверью. Я лежала в гамаке в тени с Джимми, ела пурпурно-колючую грушу, росшую вдоль границ владения, и отпускала Джексона кормить яблоками и травой старых арабских кобыл, пасшихся на большом влажном лугу. Мы с Джексоном оставались там на ночь, но с утра всегда поднимались и ехали долгой дорогой обратно ко мне, в мою так называемую реальность. Я не хотела жить с Джимми. Он был не тем человеком, к которому ты переезжаешь, строишь совместную жизнь. Он занимался своими делами, а я своими, и каждые несколько дней мы съезжались и радовали друг друга, но без всяких обязательств. Мы гуляли по окрестностям. Они с Джексоном строгали что-то. Чесали за шею пузатую козу, бывшую спутницу старого художника. Когда там шел дождь, заброшенный бассейн по соседству, оставшийся от сгоревшего ранчо, заполнялся лягушками, чье хоровое пение приводило Джексона в восторг. Когда я укладывала его спать на матрасе на полу трейлера, мы с Джимми пили текилу за столиком под навесом, а потом переходили к благодарному пьяному сексу в единственной кровати в трейлере. И кровать, и трейлер были слишком малы для двоих – как в психологическом, так и в практическом плане.
Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.
Честно говоря, я всегда удивляюсь и радуюсь, узнав, что мои нехитрые истории, изданные смелыми издателями, вызывают интерес. А кто-то даже перечитывает их. Четыре книги – «Песня длиной в жизнь», «Хлеб-с-солью-и-пылью», «В городе Белой Вороны» и «Бочка счастья» были награждены вашим вниманием. И мне говорят: «Пиши. Пиши еще».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Маленькая девочка со странной внешностью по имени Мари появляется на свет в небольшой швейцарской деревушке. После смерти родителей она остается помощницей у эксцентричного скульптора, работающего с воском. С наставником, властной вдовой и ее запуганным сыном девочка уже в Париже превращает заброшенный дом в выставочный центр, где начинают показывать восковые головы. Это начинание становится сенсацией. Вскоре Мари попадает в Версаль, где обучает лепке саму принцессу. А потом начинается революция… «Кроха» – мрачная и изобретательная история об искусстве и о том, как крепко мы держимся за то, что любим.
В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.
Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.
История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?