Коммунизм - [31]
Конгресс почти единодушно принял перечень двадцати одного условия приема в Коминтерн. Вот самые важные из них:
2. Каждая организация, желающая принадлежать к Коминтерну, обязана… удалять реформистов и сторонников «центра»;
3. Коммунисты обязаны повсюду создавать параллельный нелегальный аппарат, который в решающую минуту мог бы помочь партии исполнить свой долг перед революцией;
14. Каждая партия, желающая принадлежать к Коммунистическому Интернационалу, обязана оказывать беззаветную поддержку каждой советской республике в ее борьбе против контрреволюционных сил;
21. Члены партии, принципиально отвергающие обязательства и тезисы, выставленные Коммунистическим Интернационалом, должны исключаться из партии[4].
Поскольку все, чего Москва не одобряла, по определению было «контрреволюционным», статья 14 установила принцип, что для коммунистов всех национальностей интересы и желания Советского Союза должны стоять на первом месте, выше интересов их собственных стран.
Движимый обычной ленинской энергией, Коминтерн осуществил по всей Европе раскол социалистических движений и создание коммунистических партий, которые он тайно финансировал и которыми руководил. В этом отношении Коминтерн добился успеха. Но в том, что касается его конечных целей, Коминтерн потерпел сокрушительное поражение. Во-первых, его заявления о том, что капиталистические страны находятся на грани гражданской войны, оказались совершенно неверными, и ни в одной из стран Запада такая война не вспыхнула, а там, где такая угроза возникала, ее быстро устраняли. Во-вторых, хотя коммунисты добились значительного влияния в мощных профсоюзах некоторых стран, особенно с преобладающим католическим населением (в Испании, Италии и Франции), нигде они не смогли завоевать парламентского большинства. В результате даже там, где коммунистические партии пользовались значительным влиянием, они превратились в постоянную оппозицию, изолированную, а потому бессильную. Работая по жестким приказам из Москвы и считая социал-демократов главными врагами, они ослабляли как социалистическое, так и коммунистическое движение, и в некоторых странах проложили тем самым дорогу правым диктатурам, первыми жертвами которых сами и становились.
Наиболее ясно это проявилось в Веймарской Германии. Здесь в конце 1920 годов в ожесточенном конфликте друг с другом сошлись три партии: социал-демократы, коммунисты и нацисты. В этой схватке Москва неизменно благоволила нацистам, предпочитая их социал-демократам, которых она именовала «социал-фашистами» и продолжала считать своим главным врагом. В соответствии с этой логикой Москва запретила немецким коммунистам сотрудничать с социал-демократами. На решающих выборах в рейхстаг в ноябре 1932 года социал-демократы получили более 7 миллионов голосов, а коммунисты — 6 миллионов, вместе они имели на полтора миллиона голосов больше, чем нацисты. В парламенте они получили 221 место против 196 у нацистов. Объединив свои силы, две левые партии разгромили бы Гитлера на выборах и не дали бы ему получить пост канцлера. Таким образом, молчаливое согласие между коммунистами и национал-социалистами разрушило демократию в Германии и привело Гитлера к власти.
В 1930-е годы, когда Советский Союз переживал самые болезненные испытания — коллективизацию, голод и Большой Террор, — его образ на Западе заметно улучшился благодаря двум событиям, глубоко травмировавшим Запад и лишившим его веры в собственные силы: депрессии и подъему нацизма. Массовая безработица, поразившая промышленные демократии, казалось, подтверждала предсказание Маркса, что капитализм обречен на глубочайший кризис, который и приведет его к краху. Контраст между коммунистической Россией, осуществлявшей грандиозную программу экономического строительства, обеспечившую полную занятость, и Западом с его остановившейся промышленностью убеждал многих либерально настроенных наблюдателей в том, что капитализм действительно обречен. Коммунизм также завоевывал сторонников, отстаивая за рубежом политику, запрещенную и тяжко наказуемую в СССР, например, право рабочих создавать организации и удовлетворение требований равноправия национальных меньшинств (например, чернокожие в Америке). Такой же эффект имела поддержка Советским Союзом антифашистов во время гражданской войны в Испании.
Большинство европейских коммунистов и тех, кто им симпатизировал, знали, конечно, об отвратительных сторонах коммунистического правления, но разными способами пытались их оправдать: винили во всем внешние обстоятельства, такие как наследие царизма и враждебность «капиталистического» Запада, или же видели в них неизбежные побочные эффекты беспрецедентных усилий, связанных со строительством совершенно нового общества. Писатель Артур Кёстлер, который вступил в Германскую коммунистическую партию в 1932 году и год провел в Советском Союзе (он порвал с коммунизмом в 1938 году), следующим образом объяснял процессы, позволявшие как членам партии, так и сочувствующим закрывать глаза на террор и голод, на которые советский режим обрек свой народ:
