Коммунизм - [19]

Сталин сначала сблизился с Каменевым и Зиновьевым, образовав триумвират, управлявший партией во время болезни Ленина и направленный против их общего соперника Троцкого. Клеветой, запугиванием его сторонников и другими неблаговидными методами триумвират освободил Троцкого от всех занимаемых им постов, исключил из партии и затем выслал, сначала в Среднюю Азию и потом, в 1929 году, за границу, где в 1940 году Сталину удалось его физически уничтожить. Затем Сталин повернул против Каменева и Зиновьева, которых он вывел из политбюро. Возможности его жертв защищаться от сфабрикованных против них обвинений были роковым образом ослаблены их приверженностью принципу «партия всегда права».

Хотя в изгнании Троцкий постоянно изображал себя любимцем Ленина, а Сталина — человеком, которого Ленин презирал, фактически генеральный секретарь был верным учеником и законным наследником основателя советской России. В течение двух лет после смерти Ленина он стал бесспорным хозяином партии: укрепив свою власть, он был готов возобновить движение к коммунизму, прерванное в 1921 году введением Новой экономической политики. У него были три взаимосвязанные цели: построить мощную индустриальную базу, коллективизировать сельское хозяйство и добиться полного послушания страны. Эти амбициозные планы привели к кризису в стране, выбравшейся, наконец, из руин первой мировой войны, революции и гражданской войны. Но это не беспокоило Сталина, потому что кризисные ситуации — это всегда благодать для коммунистических режимов.

Только кризис позволял требовать — и брать! — от граждан полного подчинения и жертв. Система требовала жертв — для Цели, для Блага Будущих Поколений — и таким образом перебрасывала мост из мира фикции, утопии в мир реальности[2].

Когда после смерти Сталина его преемники попытались добиться стабильности, наступил упадок, потому что граждане больше не видели смысла в жертвах, которых от них требовали.

Свертывание НЭПа началось в декабре 1925 года, когда съезд партии принял амбициозную программу насильственной индустриализации. А индустриализация по причинам, которые будут изложены ниже, подразумевала коллективизацию сельского хозяйства. Поскольку обе цели были сопряжены с неимоверными трудностями, несогласных нужно было заставить замолчать. Так сталинизм обретал качество цельности и мог держаться лишь в условиях, когда сохранялись нетронутыми все его составные части.

Начать с индустриализации: марксистско-ленинская аксиома гласила, что социалистическое общество должно опираться на индустриальную базу, а поскольку российская промышленность находилась в довольно-таки жалком состоянии, закладывать эту базу приходилось буквально на пустом месте. Когда эти усилия принесут плоды, у Советского Союза появятся, мол, экономика мирового уровня и внушительный рабочий класс, благодаря чему страна сможет на равных противостоять своим капиталистическим противникам. Это сомнению не подвергалось, хотя вопрос о темпах индустриализации вызывал разногласия в партийном руководстве, пока Сталин не заставил своих оппонентов замолчать, навязав головокружительные темпы и не считаясь с человеческими жертвами.

Но была еще одна причина насильственной индустриализации, о которой почти никогда не упоминали в то время, да и потом нечасто — это подготовка к следующей мировой войне. В декабре 1927 года Сталин заявил, что «империалисты» вооружаются, готовясь к новой войне и интервенции против СССР. Чтобы встретить эту (воображаемую) угрозу, Советскому Союзу требовалась мощная оборонная промышленность. И действительно, вся советская промышленность с самого начала строилась в соответствии с военными нуждами.

Первый пятилетний план, утвержденный в 1929 году и подчинивший все народное хозяйство управлению из центра, ставил во главу угла средства производства — железо и сталь, уголь и нефть, тяжелое машиностроение. Центральный плановый орган поставил совершенно нереалистичные производственные цели, и их достижение стало еще менее возможным после отданного в 1931 году сталинского приказа выполнить пятилетку в три года. К 1932 году основные производственные показатели, которые надлежало утроить, фактически увеличились вдвое. То же произошло с численностью рабочей силы в промышленности: она выросла с 3 до 6,4 миллиона.

Обещаниями, что «построение социализма» позволит значительно поднять жизненный уровень, правительству удалось разжечь трудовой энтузиазм. Но то был пряник, вечно выпадавший из рук у тех, кому он предназначался. В действительности уровень жизни неуклонно падал, потому что финансирование индустриализации требовало сведения заработной платы к минимуму. В 1933 году реальный заработок рабочего упал до одной десятой того, что он получал накануне поворота к индустриализации (1926-27). Согласно Алеку Нову, специалисту по советской экономике, «на 1933 год пришлась самая низкая точка наиболее крутого из всех известных мировой истории снижений жизненного уровня в условиях мирного времени»[3].

Чтобы подхлестнуть производительность, Сталин прибег к традиционным капиталистическим методам стимулирования труда. В 1931 году он обрушился на ультралевый, как он говорил, принцип «уравниловки», предполагавший равную оплату рабочих вне зависимости от их мастерства и трудового вклада. Это означало, пояснял он, что у неквалифицированного рабочего нет стимула овладевать мастерством, а квалифицированный — переходит с места на место, пока не находит, где его таланты достойно оплачиваются; и то, и другое отрицательно сказывается на производительности. Поэтому новая шкала заработной платы предусматривала значительную разницу в оплате труда наименее и наиболее квалифицированных рабочих.