«Коммунизм не за горами». Образы будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950–1960-х годов - [47]

К моменту принятия III Программы КПСС количество вступивших в партию составляло примерно 9 млн человек, а общее количество жителей СССР приближалось к 220 миллионам[319]. Осознанная руководством необходимость вовлечения всего населения страны в строительство коммунизма отмечалась выше. Само наличие и активное использование официальной властью медиаторов и механизмов «агитации и пропаганды» говорит о расхождении официального коммунизма с образом, оформляемым в сознании населения. Если образы коммунизма власти и общества совпадали бы или имели небольшие расхождения, все мероприятия, проводимые властью, теряли бы свой смысл.

При этом нельзя говорить об отсутствии у населения на рубеже 1950–1960-х гг. представления о «светлом будущем». Как было показано в первой главе, образ коммунизма, выраженный в III Программе партии, формировался на всех этапах советской истории. Таким образом, поколения, жившие в 1961 г., значительный срок существовали под знаменем постепенного движения к «коммунизму», находясь под давлением официальной идеологии. Далекие от теоретических изысков рядовые советские люди инстинктивно оформляли расплывчатые коммунистические образы в понятные им категории, зачастую соединяя их с уже бытовавшими в культуре и сознании образами.

Фактом, подтверждающим существование образа коммунизма или, точнее, нескольких его образов у населения СССР, может служить уже многократно упоминавшееся обсуждение проекта Программы партии. Указывалось, что данная акция могла преследовать множество разнообразных задач, одной из которых была попытка проявить и использовать продукты коммунистических «фантазий» народонаселения. Так, например, И. А. Резник из Днепропетровска в ходе всенародного обсуждения предоставил целую работу на 119 страницах «Коммунистическое общество и Программа КПСС»[320]. К сожалению, отыскать этот, как представляется, очень интересный документ не удалось, так же как и присланные Ф. Шаховым и тов. Сирадзе собственные готовые тексты новой Программы партии, составленные ими до опубликования проекта III Программы КПСС, одобренного Пленумом ЦК КПСС[321]. Без сомнения, не имея представлений о перспективах строительства коммунизма в СССР, написать развернутый текст, выходящий за рамки жалоб или обычной риторики, было невозможно.

Источниками реконструкции образа коммунистического будущего в сознании населения Советского Союза рубежа 1950–1960-х гг. являются: 1) письма, направленные в различные инстанции, 2) устное народное творчество. Однако при работе с этими источниками необходимо принимать во внимание то, что они в значительной степени нагружены дополнительными коннотациями. При общении с властью зачастую, в силу бытующих правил игры, происходила имитация с помощью «ритуальных» и стереотипных приемов, мнения, которое было выгодно как власти, так и отправителю.

Устное народное творчество, представленное в виде анекдотов, частушек, загадок, в своем содержательном аспекте подчинено жанровым особенностям. Непременное наличие юмора, который зачастую строился на сарказме и сатире, изначально не предполагало положительного отношения к выдвигаемым официальным дискурсом положениям о коммунизме. Таким образом, с одной стороны, находятся тексты, подверженные «показному» оптимизму, с другой — те источники, над которыми довлел жанровый скептицизм.

Изначальное различие внутреннего характера источников предполагает наличие, по крайней мере, двух образов коммунизма в сознании населения. Довлеющему на рубеже 1950–1960-х гг. официальному представлению о коммунизме как о «светлом будущем», которое в ближайшем времени должно воплотиться в реальности, противостояло мнение, ставшее доминирующим после развала СССР, наиболее лаконично выраженное в анекдоте «самый короткий анекдот: коммунизм». Представляется, что такая дифференциация не исчерпывает весь комплекс бытовавших в сознании населения коммунистических перспектив. «Оптимистический» и «скептический» взгляды на коммунизм, в силу наличия различных групп в советском обществе, должны распадаться на дробные образы. Культурный капитал и мировоззрение партийного интеллигента отличались от мировоззрения беспартийного крестьянина, а значит, рецепция образа коммунизма, предлагаемого официальным дискурсом, у них должна была проходить по-разному.

Четкое привязывание различных образов «светлого будущего» к конкретным социальным или профессиональным группам не представляется продуктивным, поскольку один и тот же человек мог днем, на работе, активно прославлять курс партии по строительству коммунизма и писать письма, в которых обещал взять повышенные обязательства, а вечером, на кухне, рассказывать антикоммунистические анекдоты. В то же время обычный политически малограмотный деревенский житель мог искренне верить в скорое пришествие «земного рая». Таким образом, при анализе коммунистических образов, характерных для советского населения, следует выявлять общие и часто повторяющиеся моменты, затем на их основе реконструировать коммунистические ожидания населения СССР на рубеже 1950–1960-х гг. Естественно, необходимо осознавать, что таким образом создается модель, где разрабатывается один аспект объекта изучения, необходимый исследователю, а значит, должен учитываться субъективный фактор. Нельзя впадать в иллюзию возможности достоверной реконструкции, скорее, необходимо говорить о создании некой усредненной модели сознания человека исследуемой эпохи. Такая реконструкция, при отсутствии рефлексии со стороны историка, может больше сказать об исследователе, чем об исследуемой теме.