Коммунизм - [26]

Дальше следовал душераздирающий рассказ о том, как наш герой из кухонных кастрюль (ну, или чего-то такого) сотворил чудо-агрегат — а гадкие соседи-стукачи, разумеется, заподозрили неладное и принялись бомбардировать анонимками Комитет Государственной Безопасности, от чего приходилось при каждом звонке в дверь разбирать пространственную машину снова на кастрюли, а затем опять собирать — написал на стене своей квартиры нецензурное послание в адрес коммунистического строя, выкурил папиросу «Беломорканал» (других, якобы, там нет), смачно плюнул с балкона на всю советскую власть, залез в железный гроб (он так и сказал «железный гроб», что нас с Никитой чрезвычайно порадовало — значит, мысль наша двигалась в верном направлении) и…

— И вот то ли умер, то ли переместился в рай, — попытался пошутить Иващенко.

Шутка, надо сказать, не прошла. При слове «рай» аудитория как-то напряглась и поёжилась. Ну ещё бы, называть всю эту окружающую срань раем! На такое даже самые беспредельные либералы-западники не решались.

— Сразу скажу, — сообщил Иващенко, — что здесь меня встретили чрезвычайно тепло. Правда, господа из соответствующих органов — друзья, вы не поверите, какое блаженство произносить вслух слово «господа»! — попытались меня несколько ограничить в перемещениях. Я был категорически против. Не для того я сюда убегал, чтобы сидеть по подвалам да бункерам, пусть и оборудованным по последнему слову техники. Я стремился к людям, в самую гущу жизни, поэтому настойчиво стал проситься на преподавательскую работу по физико-математическому профилю. Сейчас, когда такую возможность мне предоставили, я просто счастлив.

Бывает же такое: с виду человек вполне тебе симпатичен. Увидев этого добродушного беженца, в первую минуту я подумал, что даже не отказался бы выпить с ним, присядь он за мой столик где-нибудь в «Прожекторе перестройки». В нём есть стать, порода какая-то особая. У него глаза блестят интересно. Но едва такой симпатичный человек начинает говорить, как понимаешь, что перед тобой подлый и гадкий враг. Что никакого согласия между ним и тобой не возможно во веки вечные. Что на таких глупых людях, наивно сопоставивших свой ограниченный индивидуальный опыт с мировой историей, сделавших из этого сопоставления примитивные выводы и восставших против самого главного, стержневого стремления человека — стремления к справедливости — и распространяет свою вонючую длань по эту и, оказывается, ещё и ту сторону бытия омерзительно-алчный капитализм. Я давал себе зарок просидеть всё время, сколько бы эта встреча ни длилась, молча, но котелок с первых же минут принялся закипать.

Первый же вопрос, который задали Иващенко, более всего интересовал и меня. Дедок-профессор, сидевший в первых рядах, сугубо практично поинтересовался:

— Разрешите узнать, милостивый государь, что же произошло с вашими разработками по теории и практике перемещения в параллельные вселенные. Это же очень интересно. Наверняка вы как-то фиксировали свои достижения и находки. Случайно, не собираетесь заниматься тем же у нас в институте?

— Вы знаете, — немного стушевался перебежчик, — все эти сведения, все эти научные данные являются здесь государственной тайной. Я дал подписку об их неразглашении. По большому счёту Российскому государству они не нужны, этими знаниями соответствующие учреждения и структуры обладают. Что касается меня лично, то да, было бы интересно продолжить разработки в этом направлении, заняться кроме пространственных вопросов вопросами времени, к примеру, и, может быть, я когда-нибудь ко всему этому вернусь. Пока же, увы, я вынужден взяться за более локальные проблемы. Всё же вы должны понимать, что со стороны официальных властей России ко мне ещё существует некоторое недоверие. Представьте себе, они даже проверяли абсурдную версию, а не засланный ли я казачок, так что мне в какой-то степени ещё предстоит доказать свою лояльность к этой общественно-политической системе, хотя доказывать на самом деле нечего. Но вот так всё, так. Я отношусь ко всему с пониманием, я был готов к этому и, более того, я вполне мог бы продолжить мои разработки и здесь, но где-то в закрытом институте, что меня категорически не устраивало. Я хочу жить настоящей, полнокровной жизнью. Только ради этого я сюда и перемещался.

— В Союзе у вас кто-нибудь остался? — спросил женский голос. — Семья, дети?

Вопрос тоже оказался не совсем тем, что хотел бы услышать Иващенко. Несмотря на все его широкие жесты.

— Я был женат некоторое время тому назад. У нас родился сын, но через десять лет брака мы с женой, мягко говоря, охладели друг к другу и развелись. Она тоже учёный, ей предложили место в одном из научных центров в США, она зачем-то согласилась и вместе с ребёнком — сейчас ему уже семнадцать — уехала работать в разрушенную ядерной войной, умирающую Америку. К сожалению, я не смог её удержать. Последние несколько лет мы не общались.

— Им ничего не будет за то, что вы бежали из Союза? — поинтересовался тот же сердобольный голос.

— Кто его знает?! По крайней мере, надеюсь, что всё обойдётся. Хотя… Коммунисты — это законченные изверги, они на всё способны. Но я отгоняю от себя плохие мысли: мы с супругой слишком давно не общались, чтобы она могла быть им интересна с каких-то там аспектов государственной безопасности. Гораздо сильнее меня волнует здоровье моего сына. В Штатах, точнее, в том, что от них осталось, до сих пор жуткая радиоактивная обстановка. Дикие мутации. Об этом официально не говорят, но до меня доходили слухи и даже фотографии тех ужасающих существ, в которых превращаются там люди. Сложите воедино все фантастические произведения о последствиях ядерной войны — и вы получите объективную картину этого чудовищного коммунистического преступления.