Коммунистические государства на распутье - [42]

Таким образом, были заложены основы поразительной политической стабильности Чехословакии в период знаменательных венгерских и польских событий 1956 года. В то время как венгры и поляки в течение всего 1955 и в начале 1956 года шли вперед, к расширению свобод, аналогичные манифестации среди чехословаков, в частности среди студентов, писателей и даже внутри партии, не пользовались большой народной поддержкой и сразу же встречали твердое противодействие со стороны властей[84]. Руководство было сплоченным, в нем не было никаких ревизионистов или националистов, которых можно сравнить с Надем или Гомулкой. В октябрьские дни пражский режим не проявлял открытых симпатий к своим соседям на севере и на юге, а после подавления венгерского мятежа был одним из первых, кто официально одобрил вмешательство советских вооруженных сил. Если бы Прага решила присоединиться к Будапешту и Варшаве, это могло бы повлечь за собой общий подрыв влияния Советов или, возможно, даже развал коммунистической власти во всем этом районе. Однако Прага оказалась стойким, надежным опорным пунктом в структуре власти Советов в Восточной Европе. Советская военная интервенция в свою очередь спасла пражских лидеров от катастрофы, которая могла бы про изойти в случае успеха венгерского сопротивления.

Венгерский мятеж и его кровавые последствия способствовали дискредитации усилий по либерализации Восточной Европы и ослаблению позиции Хрущева как а советской политике, так и во всем блоке. Китайцы, которые в течение недорого времени были за ослабление советского контроля в Восточной Европе, теперь все больше выступали за проведение более твердой линии. Медлительность и осторожность чехов в деле десталинизации, видимо, были реабилитированы и должны были вызвать восхищение у китайцев и у таких советских критиков Хрущева, как Молотов. И все-таки у Хрущева не было оснований жаловаться, ибо в критические месяцы конца 1956 и начала 1957 года чехи ничем не обнаруживали стремления выступить против него. Летом 1957 года, во время кризиса в советской партии, «антипартийная группа» Молотова, Маленкова и Кагановича не получила явного одобрения со стороны чехов и словаков и победа Хрущева была тепло встречена в Праге. В конце года чешские лидеры всемерно поддержали политику непримиримости, одобрив манифест Москвы, и полностью включились в антиюгославскую и антиревизионистскую кампанию[85]. После съезда Союза коммунистов Югославии в мае 1958 года кампания против югославского ревизионизма достигла высокого напряжения[86]. Находясь в Москве в начале июля 1958 года, Новотный заявил: всегда будем верны вам, будем с вами. Мы посвятим все вои силы укреплению нашего социалистического лагеря и Международного революционного движения». Когда-то угрожавшее Чехословакии противоречие между преданностью Москве и ее нежеланием прозодить десталинизацию было устранено в такой момент, когда сама по себе десталинизация, казалось, уже не соответствует линии на укрепление единства и стабильности коммунистического блока в целом[87]. Тем не менее постоянное внимание чешских и словацких лидеров к опасностям ревизионизма и буржуазного национализма, собенно в Словакии, говорит о том, что под внешним единодушием и ортодоксальностью таятся неудовлетворенность и беспокойство[88].

Как мы теперь знаем, новая угроза единству блока и сотскому главенству начала проявляться в форме «догматизма», под которым сейчас имеется в виду китайская точка зрения на стратегию и тактику мирового коммунизма. Становилось все яснее, в особенности в период бухарестского и московского совещаний коммунистических партий, что за фасадом единства кроются серьезные расхождения во взглядах и что коммунистический Китай, поддерживаемый Албанией, выступает против ряда советских политических установок и теорий, включая развенчание Хрущевым Сталина и сталинизма. Именно на этих совещаниях Чехословакия могла бы последовать за албанским руководством и присоединиться критике ревизионизма Хрущева и КПСС. Однако не было никаких признаков того, что кто-либо из чешских или словацких коммунистических лидеров или членов партии в целом симпатизировал китайско-албанским взглядам или хотя бы задумывался над возможностью независимых действий. Напротив, все свидетельствовало о готовности чешских и словацких делегатов на этих совещаниях продолжать по традиции безоговорочную поддержку Москвы и Хрущева и об их нежелании поддержать участвующих в споре критиков «слова» и «догматиков»[89]. Прагматический ленинизм Хрущева, несомненно, был больше по душе практическим чехам, нежели более революционные и ортодоксальные установки китайцев и албанцев. Даже в вопросе о сталинизме, который нее более явственно вторгался в китайско-советский спор, чехи и словаки были готовы примкнуть к советским антисталинским декларациям, безусловно надеясь, что им удастся избежать необходимости принять решительные меры для изменения своего собственного сталинизма. Они были безоговорочно готовы выразить полное согласие с основными принципами советской внутренней и внешней политики