Коммунистические государства на распутье - [107]

.

Используя свое могущественное положение и прибегая при этом к сочетанию военного и экономического давления Наряду с подрывной деятельностью изнутри, русские были бы в состоянии вновь установить жесткий контроль над упорствующими в своем неподчинении коммунистическими государствами .Восточной Европы. Однако они могли бы сделать это только ценою еще большего подрыва авторитета Москвы среди всего международного коммунистического движения в Целом. Любой возврат к политике прямого принуждения в Восточной Езропе был бы явно на руку Пекину и привел бы к росту притягательной силы Пекина в глазах коммунистов, Находящихся вне пределов досягаемости Москвы. Это обстоятельство, как заметил Уильям Гриффит, «будет и в дальнейшем препятствовать любому резкому возрастанию советского контроля в Восточной Европе»[304].

Есть и еще одна серьезная причина того, что у русских в их стремлении искоренить полицентризм в Восточной Европе связаны руки. Попытка добиться этого почти наверняка ухудшила бы их нынешние хорошие взаимоотношения с Югославией. Ведь именно с целью обеспечения единства всех коммунистических государств Хрущев в середине 50-х годов приложил столько усилий для ликвидации разрыва с Тито. В то время советско-югославское сближение ввиду осложнений, связанных с венгерской революцией 1956 года, оказалось недолговечным. Уже в 1958 году югославов снова обвинили в ереси — отходе от марксизма-ленинизма — и «отлучили» от международного коммунистического движения. Пока китайцы были на стороне русских, русские вполне могли себе позволить подобное обращение с югославами. Разительное несоответствие авторитета Москвы и Пекина, с одной стороны, и Белграда — с другой, практически исключало всякую возможность завоевания титоизмом большого числа приверженцев в рядах международного коммунистического движения. Ссора двух коммунистических гигантов круто изменила положение. Позиции югославского коммунизма значительно укрепились. С появлением двух соперничающих коммунистических центров возникновение еще одного, третьего, стало вполне реальным. Для того чтобы не оказаться втянутым в идеологическую борьбу на два фронта, то есть воспрепятствовать развитию полицентризма, Хрущев снова помирился с Тито. В начале 60-х годов отношения между Советским Союзом и Югославией заметно улучшились. Югославы поддержали русских против китайцев; взамен русские признали югославов верными марксистами-ленинцами. Если бы Россия применила политику открытого принуждения в Восточной Европе, это наверняка опять привело бы к отчуждению Югославии. Подобная политика русских могла бы даже побудить Белград открыто предъявить свои претензии из роль третьего центра международного коммунизма, который мог бы иметь особо притягательную силу для коммунистов, находящихся вне пределов досягаемости Москвы, — таких, например, как итальянские коммунисты, чья программа близка к программе Союза коммунистов Югославии. Эго как раз та ситуация, которой Москва хочет избежать. Если нынешний характер советско-югославских отношений останется без изменений, это, как ни странно, также будет в конечном счете способствовать росту полицентризма. Пример Югославии — коммунистического государства, независимого от России как в своей внутренней, так и внешней политике, — мог бы иметь далеко идущие последствия для остальных коммунистических государств Восточной Европы. Этот пример, быть может, побудил бы георгиу-дежей, гомулок и даже кадаров и новотных добиваться подобного же статуса для своих режимов.

С течением времени развитие полицентризма все меньше зависит от китайско-советского конфликта — постепенно в этом явлении вырабатывается свой собственный динамизм. Как удачно заметил Вольфганг Леонард, «чем дольше будет продолжаться процесс размежевания, тем большее число коммунистических партий и контролируемых коммунистами организаций будет превращаться из покорных вассалов в чтимых союзников и тем большей будет их способность отстаивать свое отличное мнение, спорить, идти своим собственным путем»[305]. В конце концов увеличивающаяся раздробленность в рядах коммунистического движения, возможно, в значительной степени не будет уже связана с китайско-советским конфликтом. В полицентризме образуются свои собственные движущие силы, которые вызовут еще больший рост полицентризма.

Мессианская природа коммунизма вовсе не является единственным элементом, способствующим росту полицентризма. Не следует упускать из виду и зарождающийся национализм. Делая выбор между Москвой и Пекином и особенно пытаясь проводить нейтральный курс, многие коммунистические государства руководствуются не только предпочтением той или другой разновидности коммунистической идеологии, но также и своими национальными интересами. Албания примкнула к Китаю в значительной мере под влиянием своего страха перец сближением Советского Союза с ее извечным врагом — Югославией. Северный Вьетнам вначале не решался выступить против Советского Союза, поскольку стремился сохранить за собой военную и дипломатическую поддержку Москвы в войне во Вьетнаме и Лаосе; в то же время его окончательное решение стать на сторону Китая было вызвано признанием Китаем необходимости постоянно оказывать поддержку Вьетнаму в тех же его мероприятиях. Если взять Польшу, то она примкнула к России в значительной степени из-за того, что опасалась в противном случае ослабления своей позиции в территориальном споре с Федеративной Республикой Германии. Куба сначала не хотела выступать против Китая, поскольку ей были по душе воинственные планы Пекина в отношении распространения волнений в Латинской Америке; когда она в конце концов все-таки пошла за Советским Союзом, что было вызвано пониманием того, что только Москва может обеспечить Гаване эффективную защиту от Соединенных Штатов. Притягательную силу китайской радикальной и расистской коммунистической идеологии для азиатских компартий можно в значительной степени объяснить тем, что она больше соответствует условиям жизни бедных, в прошлом колониальных народов. И наоборот, в общем благоприятное восприятие западноевропейскими компартиями советской разновидности коммунизма может быть в значительной мере объяснено привлекательностью для соответствующих стран упора на мирный или даже парламентский переход к социализму. Слияние революционных и националистических устремлений в политике многих коммунистических партий, разумеется, еще больше уменьшает шансы на восстановление единства в рядах международного коммунистического движения. Скорее наоборот, усиление раздробленности— вот, по-видимому, перспектива мирового коммунизма.