Коммунальная страна: становление советского жилищно-коммунального хозяйства (1917–1941) - [86]

Ежегодный и стабильный рост стоимости жилищного строительства наблюдался с 1928 г. При этом, если в 1928–1932 гг. на это повышение влияло резкое увеличение стоимости стройматериалов, то с 1933 г., в условиях ее снижения, главным фактором удорожания строительных работ стал рост зарплаты, опережавший рост производительности труда. К примеру, по Ерманской группе заводов землекопам при норме 1 руб. за 1 кв. м платили 2 руб. 40 коп. Кроме того, на рост стоимости строительства в 1934–1935 гг. повлияли затраты на улучшение качества строительства и архитектурное оформление зданий. К значимым причинам удорожания стоимости строительства также относились замедленные темпы (односезонное строительство длилось 2–3 года) и кустарные методы работ («ни в одной отрасли хозяйства нет такой отсталости по механизации»). Это, в свою очередь, вело к перерасходам в зарплате, особенно (в 2–4 раза) по административно-хозяйственным статьям. Удорожало строительство и неупорядоченное сметное дело. Еще одной причиной удорожания строительных работ стал перерасход строительных материалов вследствие «низкого их качества и бесхозяйственности». Например, на социально-бытовом строительстве Златоустинского металлургического завода рабочие разносили ногами цемент, насыпанный в кучу в помещении, даже не обнесенном тесом. Также значительно сказывались на удорожании работ их плохое качество и массовые переделки[706].

Нарком коммунального хозяйства РСФСР Н.П. Комаров в докладной записке во ВЦИК в апреле 1936 г. констатировал «особенно неудовлетворительно ведение хозяйства» в домах, принадлежавших промышленности. Убытки по этому жилфонду достигали крупных размеров. К этому времени примерно 35 % площади всего жилого фонда в городах составлял частновладельческий фонд, принадлежавший, главным образом, рабочим и служащим. Именно это жилье было наиболее изношенным (34 %). При минимальной потребности в кредите на ремонт этого фонда в 60 млн руб. в год Цекомбанк в 1935 г. выделил только 5 млн, а в 1936 г. повысил кредит всего до 10 млн руб. Однако, по мнению наркома, прирост жилой площади не соответствовал росту городского населения «не только в силу недостаточности капиталовложений, но, главным образом, вследствие систематического недовыполнения плановых заданий». Существовавшая система планирования жилищного строительства не обеспечивала горсоветам никакого влияния на объем и характер этих работ, особенно по линии ведомственного строительства. Снабжение строительства местными и центральными фондами было недостаточным, а стоимость ремонтных работ «чрезвычайно высока, вследствие кустарных методов работы». Квартирная плата не покрывала «нормальных потребностей домового хозяйства», что настоятельно диктовало, по мнению наркома, перестройку управления домовым хозяйством на началах хозрасчета[707].

Впрочем, ситуация с жилищным вопросом не улучшилась кардинально и во второй половине 1930-х годов. Некто А.Е. Кирпичников из Восточной Сибири в письме И.В. Сталину и М.И. Калинину в апреле 1937 г. задавался вопросом: «Только можно на картине увидеть, что, дескать, все строится общее: дома, общежития, бани и прочее. Строится ли это в самом деле?»[708]. Бывший красноармеец К. Страхов в письме В.М. Молотову 17 июня 1938 г. писал, что власть больше заботится о строительстве заводов, а «о нормальных жилищных условиях позабыто с 1928 года». Автор письма обращал внимание на «ужасы, о которых немедленно нужно знать Правительству»: сырые помещения, скученность живущих, безвыходное положение беременных женщин, «не имеющих жилья и проживающих годами у застройщиков, по углам, где только возможно». Он задавался вопросом о справедливости заявлений, «что благо народа превыше всего, как строчат газеты». По убеждению бывшего красноармейца, государство должно было обеспечить трудящегося жильем, и «право трудящегося требовать это»[709].

Не лучше обстояло дело и с состоянием жилого фонда. Так, накануне войны основная масса населения Астрахани (около 70 %) продолжала жить в домах старой постройки деревянного, саманного и глинобитного типов, не подвергавшихся ремонту на протяжении 20 лет, а пятая часть жилья была совершенно непригодна для проживания. Канализационное подключение имели всего 5 % домов, а водопроводное – 43 %. Подключение домов к газопроводу отсутствовало, а к центральному отоплению было подсоединено всего 3–4 % домов[710].

И в этой сложной ситуации власти пошли на ликвидацию целого жилищного сектора. На основании ст. 6 постановления ЦИК и СНК СССР «О сохранении жилищного фонда и улучшения жилищного хозяйства в городах» от 25 ноября 1937 г. советское правительство приняло постановление № 2077 «О порядке ликвидации жилищных кооперативов и их союзов, передачи их домов, дач, предприятий и имущества и расчета с пайщиками». Ликвидацию кооперативов предписывалось провести до 15 декабря 1937 г. с передачей всего имущества главным управлениям жилищного хозяйства наркоматов коммунального хозяйства союзных республик. Местные советы обязывались не позднее 10 декабря 1937 г. закончить организацию жилищных управлений, установить объем домовладений и назначить управляющих домами. Паевые взносы членов жилищностроительных и дачно-строительных кооперативов подлежали возврату: членам кооперативов, получившим жилую площадь, за вычетом амортизационных отчислений; членам кооперативов, не получившим жилье, полностью без всяких вычетов. Но вступительные взносы членов жилищно-арендных (жактов), жилищно-строительных и дачно-строительных кооперативов, а также дифференцированные паи членов жактов возврату не подлежали. Возврат паевых взносов был возложен на местные советы, предприятия и организации, к которым переходили строения. Паевые взносы возвращали в первую очередь невселенным пайщикам в течение 6 месяцев после издания данного постановления, а затем вселенным – до 1 января 1939 г.