Коммуна, или Студенческий роман - [132]
– Тонька, ну ты прям преподаватель этики и психологии семейной жизни, – съехидничала Полина.
– А что?! Очень даже могу!
Бывают же такие! Им что в лоб, что по лбу. Ничем не проймёшь!
– Дамы! Пришло время для тягостного портвейна под гениальнейшую песню дядюшки Примуса. – Он вытащил пробку и разлил по стаканам бордовую жидкость, пригубил, прокомментировав: – Высший класс бормотуха, не какие-нибудь три семёрки![45] Где взяла?
– Так свекровь принесла. Капитан какого-то «пассажира» ей подогнал крымского. Одиннадцатилетней выдержки, между прочим. А ты – бормотуха… Обижаешь!
– Мне простительно. Я сегодня подавленно-саркастичен, как Гамлет, и уныло-тосклив, как Блок. Пейте, курите, внимайте и запоминайте. Когда ещё доведётся попасть в нужную компанию в нужном настроении?
Произнося это, он смотрел в окно и подстраивал гитару. Затем обернулся, сделал ещё глоток, закурил, объявил:
– «Голова»!
И запел…
Пел он отменно. «Если у вас на гитаре стёрто три лада – значит, вы душа компании!» – его присказка. Бардовско-высоцкий репертуар, популярные песенки – на любой вкус и заказ. Да хоть ламбаду! Но вот о том, что он сам сочиняет, даже Полина не знала. Нет, ну он, конечно же, болтал… Но ни разу не читал, не пел «из себя»… А чего не пощупано – того и нет. Чаще ведь наоборот – нет и того, что пощупано. Или есть, но совсем не то, что ожидалось… Одно слово – сумбур. Оно и понятно – портвейн после шампанского! В общем, спеть на страницах не удастся, как бы автор этого ни хотел. Изображать здесь аккорды? Ну так в песне Примуса их было далеко не три, композиция была весьма джазовая, и неискушённого в чтении аккордов читателя они будут только раздражать, как раздражает всех неискушённых то, в чём они таки не искушены. Читать правильно: не «не искусаны», а «не искусны»… Чёртов Port Wine!
Так что просто текст и ничего более.
– Обалдеть! – только и сказала Тонька, когда он закончил. – Ничего не поняла, но так красиво, что просто обалдеть!
– Для глухих для глухих, два раза два раза, не повторяем не повторяем! – Примус отложил гитару. – Но тебе, Антонина, я расскажу, «что хотел сказать автор» этой песни. Он, собственно говоря, ничего такого необыкновенного не хотел сказать. Это всего лишь песня про откоцанную голову.
– А кто этот «кто-то в чёрном»? И почему «безмятежность дремлет»? И что значит – «снова я, я просто снова…»?
– Ага! Ты ещё спроси меня, кто такие эти семеро и почему они ждут дождя, чем занимаются эти трое и зачем они спешат уснуть. А потом пойди на пляж и спроси у камней, какого хрена это они лежат на камнях!
– Примус, ты что, правда видишь свою смерть? – прошептала Полина.
– Тьфу ты! Ещё одна отравленная портвейном! Полюшка, ну ты-то уж!.. Разумеется, я не вижу свою смерть. Я просто смотрел на череп. И потом написал эту песню. И вообще, любое искусство существует лишь на уровне впечатления – искусство ли оно стихосложения, песнопения или, например, любви. Будешь добиваться понимания – ещё поймёшь, не дай бог!
– Оставим впечатления. Расскажи мне, мой мудрый друг, что же можно понять в искусстве любви? – зашипела Полина на Примуса.
– О! Мне понятна ваша ирония, юная леди. Но боюсь, что если я вам отвечу – мой ответ придётся вам не по вкусу.
– Ребята, я что-то пропустила?
– Тоня, разве ты можешь хоть что-нибудь пропустить в этой квартире?!
– Лёшка, ты не придуривайся! Ты по-человечески скажи. Вчера был совет да любовь. А сегодня одна шипит, другой в неё заумные многозначительные мячики кидает…
– Да-да, Лёш, скажи по-человечески! – язвительно поддакнула Полина. – Я, глядишь, мячик на твою сторону и сумею отбить. А то я вся уже в синяках и гематомах в этом сете.
– Ах, как вы стали неповоротливы! Но в изворотливости вам не откажешь. А вот в скорости реакций… Я, дамы, вас сегодня покину. Я немного не в себе, что бывает крайне редко. И я не хочу, чтобы хоть одна из вас видела меня в таком состоянии. Особенно не хочу, чтобы меня таким видела моё сокровище…
– Лёшка, ты что?! – испугалась Тонька. – Куда ты?! Чего вдруг?!
– Рубашку отдать? – Полина не желала расставаться с язвительным тоном.
– Нет, детка, – Примус, напротив, был непробиваемо, безупречно ласков и нежен. – Тебе она очень к лицу. Я хочу, чтобы, когда я вернусь, ты была в моей рубашке. Мне же вполне достанет футболки под курткой. – Он поцеловал её в губы. Шутовски чмокнул Тоньку в щёчку. Сказал: «Дамы, приятного вечера!» – и вышел за дверь.
Эта яркая и неожиданная книга — не книга вовсе, а театральное представление. Трагикомедия. Действующие лица — врачи, акушерки, медсестры и… пациентки. Место действия — родильный дом и больница. В этих стенах реальность комфортно уживается с эксцентричным фарсом, а смешное зачастую вызывает слезы. Здесь двадцать первый век с его нанотехнологиями еще не гарантирует отсутствие булгаковской «тьмы египетской» и шофер «скорой» неожиданно может оказаться грамотнее анестезиолога…Что делать взрослому мужчине, если у него фимоз, и как это связано с живописью импрессионистов? Где мы бываем во время клинической смерти, и что такое ЭКО?О забавном и грустном.
Эта книга о врачах и пациентах. О рождении и смерти. Об учителях и учениках. О семейных тайнах. О внутренней «кухне» родовспомогательного учреждения. О поколении, повзрослевшем на развалинах империи. Об отрицании Бога и принятии его заповедей. О том, что нет никакой мистики, и она же пронизывает всё в этом мире. О бескрылых ангелах и самых обычных демонах. О смысле, который от нас сокрыт. И о принятии покоя, который нам только снится до поры до времени.И конечно же о любви…
Мальцева вышла замуж за Панина. Стала главным врачом многопрофильной больницы. И… попыталась покончить с собой…Долгожданное продолжение «бумажного сериала» Татьяны Соломатиной «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61». Какое из неотложных состояний скрывается за следующим поворотом: рождение, жизнь, смерть или любовь?
Роддом — это не просто место, где рожают детей. Это — целый мир со своими законами и правилами, иногда похожий на съемочную площадку комедийного сериала, а иногда — кровавого триллера, в котором обязательно будут жертвы. Зав. отделением Татьяна Георгиевна Мальцева — талантливый врач и просто красотка — на четвертом десятке пытается обрести личное счастье, разрываясь между молодым привлекательным интерном и циничным женатым начальником. Когда ревнуют врачи, мало не покажется!
«Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять!» – под таким лозунгом живет и работает умная, красивая и ироничная (палец в рот не клади!) Татьяна Мальцева, талантливый врач и отчаянный жизнелюб, настоящий Дон Жуан в юбке.Работая в роддоме и чудом спасая молодых мам и новорожденных, Мальцева успевает и в собственной жизни закрутить роман, которому позавидует Голливуд!«Роддом. Сериал. Кадры 14–26» – продолжение новой серии романов от автора книги «Акушер-ХА!».
От автора: После успеха первой «Акушер-ХА!» было вполне ожидаемо, что я напишу вторую. А я не люблю не оправдывать ожидания. Книга перед вами. Сперва я, как прозаик, создавший несколько востребованных читателями романов, сомневалась: «Разве нужны они, эти байки, способные развеселить тех, кто смеётся над поскользнувшимися на банановой кожуре и плачет лишь над собственными ушибами? А стоит ли портить свой имидж, вновь и вновь пытаясь в популярной и даже забавной форме преподносить азы элементарных знаний, отличающих женщину от самки млекопитающего? Надо ли шутить на всё ещё заведомо табуированные нашим, чего греха таить, ханжеским восприятием темы?» Потом же, когда количество писем с благодарностями превысило все ожидаемые мною масштабы, я поняла: нужны, стоит, надо.
Потребительство — враг духовности. Желание человека жить лучше — естественно и нормально. Но во всём нужно знать меру. В потребительстве она отсутствует. В неестественном раздувании чувства потребительства отсутствует духовная основа. Человек утрачивает возможность стать целостной личностью, которая гармонично удовлетворяет свои физиологические, эмоциональные, интеллектуальные и духовные потребности. Целостный человек заботится не только об удовлетворении своих физиологических потребностей и о том, как «круто» и «престижно», он выглядит в глазах окружающих, но и не забывает о душе и разуме, их потребностях и нуждах.
Это конечно же, не книга, и написано все было в результате сильнейшей депрессии, из которой я не мог выйти, и ничего не помогало — даже алкоголь, с помощью которого родственники и друзья старались вернуть меня, просто не брал, потому что буквально через пару часов он выветривался и становилось еще более тяжко и было состояние небытия, простого наблюдения за протекающими без моего присутствия, событиями. Это не роман, и не повесть, а непонятное мне самому нечто, чем я хотел бы запечатлеть ЕЕ, потому что, городские памятники со временем превращаются просто в ориентиры для назначающих встречи, а те, что на кладбище — в иллюзии присутствия наших потерь, хотя их давно уже там нет. А так, раздав это нечто ЕЕ друзьям и близким, будет шанс, что, когда-то порывшись в поисках нужной им литературы, они неожиданно увидят эти записи и помянут ЕЕ добрым словом….
Последняя книга из трех под общим названием «Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период)». Произведения, составляющие сборник, были написаны и напечатаны в сам- и тамиздате еще до перестройки, упреждая поток разоблачительной публицистики конца 1980-х. Их герои воспринимают проблемы бытия не сквозь призму идеологических предписаний, а в достоверности личного эмоционального опыта. Автор концепции издания — Б. И. Иванов.
На жаркой пыльной площади деревушки в Апулии есть два памятника: один – в честь погибших в Первой мировой войне и другой – в честь погибших во Второй мировой. На первом сплошь фамилия Пальмизано, а на втором – сплошь фамилия Конвертини. 44 человека из двух семей, и все мертвы… В деревушке, затерянной меж оливковых рощ и виноградников Южной Италии, родились мальчик и девочка. Только-только закончилась Первая мировая. Отцы детей погибли. Но в семье Витантонио погиб не только его отец, погибли все мужчины. И родившийся мальчик – последний в роду.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ожидаемое время поступления электронной книги – сентябрь.Все чаще слышу от, казалось бы, умных женщин: «Ах, мой отец, когда мне было четырнадцать, сказал, что у меня толстые бедра! С тех пор вся моя жизнь наперекосяк!» Или что-нибудь в этом роде, не менее «трагическое». Целый пласт субкультуры – винить отцов и матерей. А между тем виноват ли холст в том, что картина теперь просто дырку на обоях закрывает? Но вспомните, тогда он был ПАПА. А теперь – отец.Папа – это отлично! Как зонтик в дождь. Но сами-то, поди, не сахарные, да? Желаю вам того изначального дара, по меткому замечанию Бродского, «освобождающего человеческое сознание для независимости, на которую оно природой и историей обречено и которую воспринимает как одиночество».Себя изучать интереснее.