Коммодор - [4]

Эти беспорядочные мысли Хорнлауэра неожиданно были прерваны. Прозвучали слова, которые не должны были быть сказаны и, поскольку, говорил пока только приходской священник, то именно он их и произнес — пока сам владелец поместья стоял с отсутствующим видом, не замечая его вопиющей ошибки. Хорнблауэр украдкой бросил взгляд на Барбару; ее белые зубки на миг прикусили нижнюю губу — для того, кто хорошо ее знал, это послужило бы явным признаком раздражения. В любом случае, она пока демонстрировала стоическое спокойствие, присущее представителям высших классов Англии. Что же могло так расстроить ее? Хорнблауэр лихорадочно рылся в своей неповоротливой памяти, пытаясь припомнить все слова, которые произнес пастор и которые он выслушал, не вдаваясь в их смысл. Ну, да, так и есть! Этот тупой дурак говорил о Ричарде как об их совместном ребенке. Безусловно, Барбару вывело из себя упоминание о пасынке, как о ее собственном сыне и — удивительное дело — это чувство было тем более глубоким, чем больше она в действительности гордилась и восхищалась Ричардом. Но священника трудно осуждать за невольную ошибку; когда женатый пэр приезжает в свое поместье с шестнадцатимесячным ребенком, вполне логично предположить, что мать этого ребенка стоит рядом с ним. Пастор наконец закончил свою речь и наступила томительная пауза. Становилось абсолютно ясно, что кто-то должен был ему ответить и этим «кто-то» был именно Хорнблауэр.

— Кх-гм, — наконец произнес Хорнблауэр, — он еще не настолько долго был женат на леди Барбаре, чтобы вполне избавиться от этой своей привычки, к которой возвращался всякий раз, когда судорожно пытался сообразить, что же он должен сказать. Конечно, он просто обязан был приготовиться к этому; он должен был готовить в уме ответную речь, вместо того, чтобы стоять с отсутствующим видом:

— Кх-гм. Гордость охватывает меня, когда я смотрю на этот английский пейзаж — …

Он смог таки собраться с мыслями и произнести все, что положено говорить в таких случаях. Корсиканский тиран. Йомены — опора Англии. Король и Принц-Регент. Леди Барбара. Ричард…

Когда он закончил, наступила еще одна томительная пауза; крестьяне поглядывали друг на друга, пока, наконец, один из фермеров не выступил вперед.

— Трижды «ура» ее светлости!

Хоровое «ура!» поразило Ричарда, и он откликнулся на него громким воплем.

— Трижды «ура» сэру Горацио! Раз, два, три — дружно!

Церемония, похоже, подошла к концу, и не оставалось ничего, кроме как со всем подобающим моменту величием вернуться в дом, оставив арендаторов, чтобы те могли разойтись. В любом случае, слава Богу, что все, наконец, закончилось. Лакей Джон в холле стоял смирно — по крайней мере, он думал, что стоит навытяжку. Хорнблауэр прочел ему нотацию по поводу того, что это означает на самом деле и как держать локти прижатыми к бокам. Если уж они решили нанять лакея, то пусть этот лакей ведет себя подобающим образом. Затем подбежала нянька, торопясь проверить, насколько сухим остался маленький Ричард после торжественной церемонии. И, наконец, подошел дворецкий с письмом на подносе. Посмотрев на печати, Хорнблауэр почувствовал, что кровь приливает ему к лицу: насколько ему было известно, такие печати и такую плотную бумагу использовало только Адмиралтейство. Прошло уже много месяцев (которые казались Хорнблауэру годами) с тех пор, как он получил последнее письмо из Адмиралтейства. Он схватил письмо с подноса, и только милосердное провидение напомнило ему о необходимости хотя бы бросить в сторону Барбары извиняющийся взгляд прежде, чем он сломал печать.

Лорды-комиссионеры Адмиралтейства

Уайтхолл

10 апреля, 1812 года

Сэр!

Я уполномочен Лордами-Комиссионерами поставить Вас в известность, что Их Светлости намереваются немедленно привлечь Вас в качестве коммодора, с подчинением Вам капитана, к выполнению задания, которое Их Светлости полагают достойным для офицера с Вашим стажем и опытом службы. Ввиду этого Вам предлагается и предписывается сообщить Лордам-Комиссионерам при моем посредничестве, принимаете ли Вы это назначение или нет; в случае же положительного ответа Вам далее предлагается и предписывается незамедлительно лично прибыть в резиденцию Их Светлостей, для получения устных инструкций Лордов-Комиссионеров, равно как и таковых у министра иностранных дел, к которому Вы также можете быть направлены.

Ваш преданный слуга,

И. НЕПЕН, Секретарь Лордов-Комиссионеров Адмиралтейства

Хорнблауэру пришлось прочитать письмо дважды — в первый раз смысл послания просто не дошел до него. Но со второго раза содержание письма словно взорвалось в мозгу, наполнив его радостью. Прежде всего — сознание того, что ему не нужно будет продолжать эту жизнь здесь, в Смолбридже, или на Бонд-Стрит в Лондоне. Он вновь был свободен; он снова сможет окатываться водой из корабельной помпы вместо того, чтобы, согнувшись в три погибели, плескаться в этой чертовой ванне, вмещающей не больше котелка воды; он снова сможет прогуливаться по своей палубе, дышать морским воздухом, снять эти треклятые облегающие панталоны и никогда не одевать их снова, не принимать никаких депутаций, не говорить дурацких речей своим арендаторам, не ощущать больше ароматов свинарника и конюшни. И все это — только половина дела. Вторая же, не менее важная, состоит в том, что ему предложили назначение коммодора — коммодора первого класса, с подчинением ему по службе капитана, а значит… значит он будет почти как адмирал. Его брейд-вымпел будет развеваться на топе грот-мачты, ему положены приветствия и салюты — они важны не сами по себе, но как знаки отличия и доверия, знаки его ощутимого продвижения по службе.