Коммодор - [2]
— Прекрасный костюм, сэр, — почтительно проговорил Браун.
— Прекрасные лохмотья! — фыркнул Хорнблауэр.
Он проковылял через гардеробную и постучал в следующие двери.
— Войдите, — произнес женский голос.
Барбара все еще сидела в своей ванной, с ногами, упирающимися в ее край точно так же, как незадолго до этого упирались в край ванны ноги Хорнблауэра.
— Дорогой, как ты замечательно выглядишь, — встретила она мужа, — это такая освежающая перемена — видеть тебя не в мундире. Даже Барбара, прекраснейшая из женщин в мире, не была избавлена от чисто женского грешка — любви к переменам ради самих перемен. Конечно же, Хорнблауэр не мог ответить ей на это так же, как Брауну.
— Спасибо, дорогая, — проговорил он, стараясь, чтобы в его голосе звучала искренняя признательность.
— Геба, мое полотенце, — приказала Барбара, вставая. Маленькая негритянка скользнула к ней и накинула полотенце на плечи хозяйке, которая выбиралась из ванны.
— Венера, выходящая из волн, — галантно заметил Хорнблауэр, изо всех сил пытаясь побороть чувство неловкости, которое всегда посещало его, когда он видел свою жену обнаженной при посторонних — пусть даже Геба была простой служанкой — и цветной к тому же.
— Думаю, — продолжала Барбара, пока Геба вытирала ее, — в деревне уже прослышали о нашей странной привычке — принимать ванну каждый день. Не представляю, что они должны об этом подумать.
Хорнблауэр мог себе это представить — когда-то он тоже был простым деревенским мальчишкой. Барбара сбросила полотенце и осталась обнаженной — на те несколько мгновений, пока Геба помогала ей натянуть через голову шелковую рубашку. Женщины, стоит им раз отбросить предрассудки, абсолютно теряют понятие о приличиях — в своей прозрачной рубашке Барбара выглядела даже более вызывающе, чем без нее. Она села за туалетный столик и начала священнодействовать, нанося на лицо крем; между тем Геба расчесывала ей волосы. На туалетном столике стояло бесчисленное количество горшочков и баночек, и Барбара безошибочно доставала из них необходимые косметические ингредиенты — подобно волшебнице, готовящей чудесное зелье.
— Я так рада, что сегодня солнечно, — заметила Барбара, пристально изучая свое отражение в зеркале, — отличная погода для утренней церемонии.
Мысль об этой церемонии занимала Хорнблауэра с того момента, как он проснулся; нельзя сказать, чтобы она была ему неприятна, но все же он ощущал некоторый дискомфорт. Это будет первая веха на его новом жизненном пути, и Хорнблауэр чувствовал неестественную неуверенность к собственной реакции на предстоящие изменения. Барбара все еще изучала свое отражение в зеркале.
— Гряди, новый владетель Смолбриджа, — вдруг произнесла она и, улыбаясь, повернулась к мужу. Эта улыбка изменила не только выражение ее лица, но и само восприятие Хорнблауэром своей жены. На мгновение она перестала быть высокородной леди, дочерью графа, в чьих жилах текла самая аристократическая кровь Англии, чьи изысканные манеры и осанка порой приводили Хорнблауэра в отчаяние, порождая неуверенность и чувство собственной неполноценности. Вместо миледи вдруг появлялась женщина, которая бесстрашно стояла рядом с ним на перепаханной ядрами палубе «Лидии» в Тихом океане, женщина, которая таяла от любви в его объятиях, любящий друг и преданная любовница. Их сердца бились в одном ритме. Если бы Гебы не было в комнате, он бы обнял бы Барбару и расцеловал. Но их глаза встретились, и Барбара прочла все, что было в мыслях у ее мужа. Она улыбнулась ему еще раз; они жили в полном согласии, между ними не было тайн, и мир был ярок для этих двоих влюбленных. Барбара натянула пару белых шелковых чулок и скрепила их над коленями шелковыми пурпурными подвязками. Геба стояла наготове с платьем, и Барбара нырнула в него. Платье собиралось складками и вновь опадало, пока она прокладывала себе дорогу под тонкой тканью; наконец она вынырнула из пены кружев, ее волосы растрепались, а руки махали воздухе, ловя спадающие рукава. Никто не смог бы изображать из себя настоящую леди в подобных условиях — но именно в эти минуты Хорнблауэр чувствовал по отношению к Барбаре прилив особой нежности. Геба расправила платье на своей хозяйке и набросила ей на плечи пелеринку, готовясь к завершающей стадии укладки прически. После того, как последняя шпилька была заколота и последний локон был закреплен точно на отведенном ему месте, а Геба, сидя на полу и орудуя рожком для обуви, помогла Барбаре надеть туфли, хозяйка Смолбриджа смогла уделить внимание шляпке почтенных размеров, украшенной розами и лентами, которую она, наконец, утвердила на голове.
