Комментарии к письмам - [22]

Однако, если отношение Гоголя к Пушкину не покрывается понятием «дружбы» в привычном смысле слова, — то значительность литературного общения Гоголя с Пушкиным от этого отнюдь не уменьшается.

В отношениях Гоголя с Пушкиным можно различать три фазы: 1) Пушкин — литературный покровитель начинающего Гоголя, 2) Пушкин — литературный советчик уже завоевавшего себе литературное имя Гоголя, 3) Гоголь — сотрудник пушкинского «Современника».

Первая фаза — от знакомства Гоголя с Пушкиным 20 мая 1831 г. на вечере у Плетнева [См. Гиппиус, «Литературное общение», стр. 71; в аргументацию здесь вкралась, однако, ошибка: среда была именно 20-го, а не 19 мая] и кончая выходом в свет обеих частей «Вечеров на хуторе». Всё наиболее существенное для литературного общения писателей извлекается из их переписки этого года и из рецензии Пушкина на первую часть «Вечеров».

Вторая фаза освещается частью также перепиской Гоголя с Пушкиным, частью позднейшими воспоминаниями Гоголя («Четыре письма по поводу Мертвых душ» и «Авторская исповедь»), частью тремя записями в дневнике Пушкина: от 3 декабря 1833 г. о чтении «Повести о том как поссорился…», от 7 апреля 1834 г. («Гоголь начал по моему совету историю русской критики» — это сообщение известными нам фактами не подтверждается) и от 3 мая 1835 г. («Гоголь читал у Дашкова свою комедию»). К этому времени относится «уступка» Пушкиным Гоголю сюжета «Мертвых душ», а также начало работы Гоголя над «Ревизором» в результате рассказанных Пушкиным «анекдотов» (см. 3-ю главу назв. работы В. Гиппиуса).

Наиболее сложна последняя фаза отношений Гоголя и Пушкина — в период их сотрудничества в «Современнике». Сюда относится ряд печатных высказываний Пушкина непосредственно о Гоголе и по поводу написанного Гоголем. Эти выступления Пушкина толковались в специальной литературе различно (см. 4-ю главу названной работы В. Гиппиуса). Наиболее правильным следует признать вывод, что разногласия Пушкина с Гоголем имели не принципиальный характер, что в написанном Пушкиным «Письме к издателю» следует учесть его иронический и полемический смысл. Причиной некоторого охлаждения между Гоголем и Пушкиным, на которое намекает Гоголь в письме к Жуковскому от 16 (28) июня 1836 г., могло быть недовольство Пушкина Гоголем как рецензентом и вообще степенью его активности как сотрудника.

Но в выражении глубокого горя при вести о смерти Пушкина и в позднейших рассказах Гоголя о своей литературной близости к Пушкину (о личной близости он никогда не говорил) — нет никаких оснований видеть неискренность.

Писем Гоголя к Пушкину сохранилось девять; писем Пушкина к Гоголю известно еще меньше — всего три. Количественная скудость переписки Гоголя с Пушкиным не удивительна, и заключать по количеству о характере их отношений (как это делал Б. Лукьяновский) нельзя. Оба они жили в Петербурге; отношения их имели характер, прежде всего, литературный, и потребность в переписке возникала только тогда, когда для этого был конкретный повод. Тем не менее нельзя считать, что вся переписка и особенно письма Гоголя к Пушкину до нас дошли.

Факты, вызвавшие первое письмо Гоголя к Пушкину, уясняются из самого письма и из последующей переписки: Гоголь прожил лето 1831 г. в Павловске на уроке у А. М. Васильчиковой, Пушкин — в Царском Селе. Гоголь уезжал из Павловска в Петербург 15 августа с какими-то спутницами; перед отъездом он условился с Пушкиным, что заедет по дороге в Царское Село и возьмет у Пушкина посылку для передачи П. А. Плетневу. Эта посылка заключала в себе рукопись «Повестей Белкина».

…большую глупость моего корреспондента… — О ком идет речь — неясно.

А. С. ПУШКИНУ.

Впервые напечатано в «Русском Архиве» 1880, № 2, стр. 509–511.

Правильное чтение: «поборники франц<узского> корана» устанавливается впервые. В первой публикации слово «корана» было опущено. Шенроком оно было неверно прочитано: «поборники франц<узской> короны». Письмо послано в Царское Село, где Пушкин оставался приблизительно до 20 октября. Ответ Пушкина на это письмо см. в «Письмах» Пушкина, III, стр. 44.

…посылку и письмо — посылку: рукопись «Повести Белкина», письмо — см. «Переписка Пушкина», т. II, стр. 302.

…свидание с типографией… — Речь идет о печатании «Вечеров на хуторе близ Диканьки» в типографии Департамента народного просвещения. Пушкин дважды живо отозвался на рассказ Гоголя о фырканье наборщиков: в ответе Гоголю от 25 августа 1831 г. и по выходе «Вечеров» в свет — в письме-отзыве, помещенном в «Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду» 3 октября 1831 г., № 79.

…писатель совершенно во вкусе черни — ироническая формула, перефразирующая журнальные нападки на лубочную литературу, на писателей типа А. А. Орлова. Письмо писалось в тот момент, когда в портфеле «Телескопа» уже лежала полемическая статья Феофилакта Косичкина (т. е. Пушкина) — «Торжество дружбы или оправданный Александр Анфимович Орлов» — статья, основанная на убийственной для Булгарина иронии: на отожествлении двух «гениев» — Булгарина и Орлова. Как видно из слов: «можно опровергать мнение Феофилакта Косичкина (а также из ответного письма Пушкина), статья эта была известна Гоголю в рукописи, и в тайну пушкинского псевдонима Гоголь был посвящен. Б. Лукьяновский („Беседы“, М. 1915) и А. Долинин („Пушкинский сборник памяти проф. С. А. Венгерова“, 1923), выступая с скептической точкой зрения на отношения двух писателей, этот факт обошли. В своем „проекте ученой критики“ (по выражению Пушкина) в ответном письме (см. „Переписка Пушкина“, III) — Гоголь варьирует замысел пушкинской полемической статьи, демонстрируя тем самым свою литературную солидарность с Пушкиным. Освещение этого эпизода у А. И. Кирпичникова („Сомнения и противоречия“, гл. II) должно считаться отпавшим после обнаружения фактов, опровергающих клеветнические измышления Булгарина („Н. В. Гоголь. Материалы и исследования“, I, стр. 288–294).