Комиссаржевская - [59]

Кончив, Давыдов передал гитару Ходотову. По аккомпанементу узнали романс «Он говорил мне, будь ты моею…». Теперь уже и Вера Федоровна не могла молчать. Рахманинов любил и ценил цыганские песни, в Москве специально ездил в «Яр», чтобы послушать цыган. А тут сама Комиссаржевская поет, да как поет!

Владимир Николаевич попросил Веру Федоровну:

— Прочтите Тургенева «Как хороши, как свежи были розы».

Накануне она как раз выступала в концерте с мелодекламацией. Музыка Аренского всех покоряла своей задушевностью и удивительным слиянием со стихами русского писателя.

Зилоти сел к роялю, и опять зазвучал неповторимый в своей нежности и грусти голос Комиссаржевской. Когда замерла последняя фраза, Рахманинов подошел к артистке, поцеловал ей руку и сказал:

— Спасибо.

В уголках его больших, всегда серьезных, а сегодня еще удивительно теплых глаз блестели слезы.

Спектакль Литературного фонда оказался событием не только в театральной жизни, но и в жизни исполнителей главных ролей пьесы.

За время гастролей Веры Федоровны Ходотов заметно изменился. Непременной частью его туалета стал элегантный модный галстук. Он по-прежнему жил в недорогом рабочем квартале, где его все знали и считали своим человеком, но костюмы уже шил у лучшего петербургского портного. Вера Федоровна убедила его, что демократизм не заключается в пренебрежении к своей одежде.

Дружба Ходотова с режиссером Александринского театра А. А. Саниным неожиданно расширила круг знакомых ему литераторов и артистов. Теперь бывали у него Санин с женой, брат и сестра Чехова, актеры Художественного театра, часто приезжавшие в Петербург.

Ходотов встречался у Саниных и с Антоном Павловичем.

— Дело совсем не в старых и не в новых формах, а дело в том, что человек пишет, не думая ни о каких формах, пишет то, что свободно льется из его души! — говорил Антон Павлович.

Вера Федоровна радовалась перемене в своем друге. Но не могла не почувствовать, как старый учитель Николая Николаевича Давыдов и новый круг знакомств привели Ходотова к перепутью двух дорог: одна шла направо, в Александринский театр, где не думали о новых формах, играли, как велела актерская душа; другая шла налево, в театр, задуманный Комиссаржевской, театр каких-то неясных, неопределившихся, но, во всяком случае, новых форм.

Когда Вера Федоровна заговаривала об этом своем новом театре, Ходотов слушал и понимал, что она ждет его ответа — с ней ли он. Ходотов молчал, откладывая жестокое решение.

Вера Федоровна собиралась после спектакля в новый поход по провинции, молчать стало невозможно.

«Зрелые корни реалистического театра оказались устойчивее юных ростков прекрасной мечты… и разрыв с той, которая первая ввела в этот мир, свершился», — писал позднее в своих воспоминаниях Ходотов

Свершилось расставание великой артистки и женщины с человеком, которого она ввела в мир настоящего искусства, которому была и учителем и другом.

«Вы никогда не будете мне чужой, что-то бездонное нежное к Вам срослось с моей душой навеки, и я верю, что Вы чувствуете это… Вы знаете также, что и мечта моя о театре так сливалась с постоянной мыслью о Вас..» — писала она в одном из последних интимных писем в 1903 году Ходотову.

Потом им приходилось встречаться на сцене или на общественном поприще. Но души их никогда уже более не раскрывались друг для друга.

В январе 1904 года Вера Федоровна снова отправилась в провинцию.

Антрепренеры Комиссаржевской наживали на гастролях Веры Федоровны значительные капиталы для своих будущих предприятий. Однако сборы неизменно превышали сметные соображения, и, встречая в новом городе Комиссаржевскую, антрепренеры ее торжественно объявляли:

— Город взят, Вера Федоровна!

С каждым новым городом банковский счет Комиссаржевской неуклонно возрастал Все яснее и реальнее становились перспективы своего театра.

Для прощального спектакля в Харькове дана была пьеса Радзивилловича «Пережитое», В главной роли Наты отражалась, как в далеком зеркале, и пережитая самой Верой Федоровной реальная жизнь. Душевная драма Наты, естественно, была передана артисткой с исключительным подъемом и жизненной правдивостью.

Драматизм положения достигал своей вершины в сцене отказа Наты от предложения влюбленного в нее Барского. Ната не может скрыть от жениха своего «пережитого», а Барский, узнав об этом пережитом, не скрывает своего смущения, внутренней борьбы. После долгой паузы он говорит, наконец, невесте, что он «все-таки» готов на ней жениться.

Это милостивое согласие Барского оскорбляет Нату, ненавидящую свое прошлое. Она понимает, что ей никогда и никуда не уйти от воспоминаний о прошлом. Она должна отказаться от надежд на новую жизнь, на счастье. Комиссаржевская сцену заканчивала истерическим смехом, от которого цепенел весь зал.

Когда спектакль кончился и зрители двинулись к рампе, на сцене неожиданно появился юный студент с звонким голосом. Он начал свою речь, обращаясь к Вере Федоровне, горячей и страстной благодарностью за то, что она своим пребыванием в Харькове осветила темную, скучную жизнь провинции, подарила молодежи небывалый праздник искусства.

Под свежим впечатлением этого прощального вечера Вера Федоровна писала: