Комиссаржевская - [55]

— О, наоборот, мы расстались добрыми друзьями со всеми александринцами…

Вера Федоровна не любила отзываться резко даже о людях ей несимпатичных и, вынуждаемая к тому, всегда смущалась. Она поднялась с кресла и стала собирать платья со стульев, вешая их на плечики и унося в большой гардероб.

— Каковы ваши планы на будущее? — задал интервьюер обязательный вопрос.

Вера Федоровна возвратилась к своему креслу и уселась поудобнее: она знала, что корреспондент не уйдет, пока не узнает все, что ему нужно.

— Мечтаю о своем театре, где бы я имела возможность ставить пьесы Чехова, Горького, Ибсена. Театр рисуется мне следящим за всеми новыми течениями европейской литературы и искусства, но не отрывающимся притом от классического репертуара, от родной литературы и жизни…

Она улыбнулась своему собеседнику и добавила:

— В провинции, в особенности в Харькове, я всегда встречала теплый прием. Вот почему здесь я решила начать свою свободную сценическую жизнь!

— А что значит свободная сценическая жизнь? — спросил Окулов.

— У нас режиссеры зачастую не дают проявляться индивидуальности актера, навязывая свое толкование пьесы, роли… — говорила Вера Федоровна. — Вот Художественный театр в Москве. Станиславский совершил чудо, я чуть-чуть не пошла служить к нему, но, подумав, решила, что мы оба не уступим друг другу и ничего хорошего не выйдет… У нас в новом театре будет режиссер, который даст артистам свободно разбираться в пьесах, в ролях, а затем умело синтезирует в художественное целое их откровения и находки… Правда, найти для моего театра такого режиссера будет трудно… — с горькой улыбкой заметила она и снова поднялась с кресла.

Гость поблагодарил, простился и ушел.

Крестовый поход оказался для Веры Федоровны вместе с тем и крестным путем к своему театру.

Провинциальный репертуар Комиссаржевской во время крестового похода состоял из наиболее популярных пьес того времени. В него входили: «Бесприданница» Островского, «Дикарка» Островского и Соловьева, «Дядя Ваня» и «Чайка» Чехова, «Нора» Ибсена, «Бой бабочек», «Огни Ивановой ночи», «Гибель Содома» и «Родина» Зудермана, «Жаворонок» Вильденбруха, «Сказка» Шнитцлера, «Пережитое» Радзивилловича, «Волшебная сказка» и «Искупление» Потапенко.

Чаще всего давались «Нора», «Бесприданница», «Бой бабочек».

Однако в условиях некоторых провинциальных театров гастрольные спектакли обращались нередко для Веры Федоровны в сплошное, непереносимое страдание. О постановке «Бесприданницы» в Ялте, переполненной курортными гостями бархатного сезона, Вера Федоровна писала Ходотову:

«…Играла вчера «Бесприданницу» (здесь играть ужасно: сцена, как в школе императорской, а публика — аристократия). Первый акт за кулисами был шум, и я вышла и сказала прямо, что не могу этого. 2-й — Локтев сделал паузу, — я тоже сказала, чтобы у него взяли роль. 3-й — Радин вдруг своими словами говорит Паратова и 4-й — я оборачиваюсь, чтобы сказать «Вася, я погибаю», а их нет, и в конце после пистолетного выстрела, который в довершение всего дал две осечки, вдруг все выбежали, не дав мне сказать: «Милый, какое благодеяние вы для меня сделали». Тут я не могла больше. Бог знает, что со мной случилось… И сегодня я вся разбита, а вечером — «Родина» — бенефис… Глупые, они хотят меня уверить, что публика ничего не заметила и что успех от этого не был меньше… Мне не нужен успех тогда, когда я играю так ужасно…»

После таких столкновений с театральной действительностью у Комиссаржевской опускались руки; в душевном и физическом изнеможении она жаловалась Ходотову:

«Не писала, потому что заболела — со мной стали делаться какие-то припадки в театре. Два раза еле кончила спектакль… Я не знаю, как я кончу поездку, и вообще не знаю, как буду жить дальше… Я не знаю, что мне делать: театр не устраивается. Эта мечта срослась со мной, и что делать без нее, не знаю… В провинцию не пойду… Опять поездка?! Это такой ужас, о котором думать страшно…»

Но вот она выбирается из одного города в другой, из Ялты в Севастополь, и природа совершает свое воскрешающее действие.

«Сейчас солнце село ярко-ярко и покойно ушло за лес, и все стало грустно, величаво-тихо… На небе осталось одно облачко, узенькое и длинное — и солнце еще на него светило, так что оно совсем было как золотой, ярко-золотой карандашик…»

Кавказ с его вечнозелеными магнолиями и лавровыми деревьями, темно-синим морем сменялся жаркими степями, над которыми высоко в небе парили орланы, а ковыльное море сверкало серебром на фоне голубого горизонта. Поэтические уголки Крыма с его роскошными дворцами и яркой толпой уступали место спокойным русским рекам и березовым лесам средней России.

Поэтическое восприятие природы примиряет с действительностью. И действительность оправдывает веру в нее.

«В Севастополе все 4 спектакля с аншлагами. Здесь тоже по 800 рублей на круг, в Харькове — по 1 000 рублей. За две недели взяли 12 с половиной тысяч. Как смешно, когда пишу… эти цифры, правда?

Но… главное — я здорова и играю хорошо… Как меня все любят, все рады мне, и я рада этой любви, потому что я знаю, как я приобретаю ее».

Она действительно знала это. Не только средства для своего нового театра искала Вера Федоровна в провинции. Комиссаржевская отдавала свое светлое мятущееся искусство тем, кто устал от провинциальной пошлости, застоя мысли, в ком иссякали благородные душевные порывы.