Комендантский час - [27]

Вдруг юноша со священником обернулись ко входной двери. Одинокий, но весомый стук привлек их внимание, а после было слышно, как на деревянную паперть поставили ( да так резко, словно бы уронив) что-то тяжелое. За отворенной наконец дверью показалась острая борода уже знакомого студенту бедняка, однако тот, попятившись назад, пропустил вперед себя двух молодых людей, груженных полезным грузом. Один нес туго завернутую в плотную ткань картину, местами перетянутую крепкими узлами. В высоту она была не меньше полутора метров, а ширина составляла около одного. Несущий ее парень с каштановыми волосами то и дело норовил сдуть пот, объемными каплями выступавший на его лбу. Следом шел рыжий хлопец, лицо которого выражало какое-то легкое веселье, хотя выпуклые сумки, повисшие на его могучих плечах, вовсе не казались маловесными.

– А, Ярик, Андрюша, проходите, можете пока все это поставить, чего спины рвать, – воскликнул священник, увидев старых знакомых.

Те, услышав слова служителя, опустили тягости на пол. Генрих же, заприметив характерные ямочки на щеках незнакомцев, заключил об их кровном родстве.

– Это, я так понимаю, свечи? – вновь заговорил поп, указывая на сумки.

– Да, Евгений Петрович, они самые, – подал наконец голос рыжий, и его бас срезонировал от голых стен храма.

После этого второй брат откинул слегка маслянистый клапан, и взору всех присутствовавших предстала аккуратно составленная гора тонких бледно-желтых церковных свечей, немного отдававших синевой.

– Замечательно! Прелестно! Вы такие молодцы, голубчики! – широко размахивая руками, восславлял труд двух братьев Евгений. – А это что?

Внимание попа переключилось на поставленную у стены картину.

– Икону новую написали, – будто бы стесняясь, пояснил парень с темными волосами.

– Икону? Ой-ой, а как же так? Я же говорил вам, что нету больше места, дорогие вы мои….

– Евгений Петрович, так ведь непростую принесли, – сказал Ярослав, лицо которого было усыпано веснушками.

И вновь, услышав голос, скорее всего, старшего брата, Андрей бросился развязывать громоздкие узлы. Когда оковы были сняты, оказалось, что на сакральном изображении виднеется лик Василия Блаженного.

– Так ведь…имеется уже у нас такая, голубчики, – словно бы растерявшись, говорил священник. – Та самая, единственная, что в пожаре уцелела

– Мы знаем, Евгений Петрович, но хотели ее нашей заменить.

– Вашей? А чего же так?

– Больно хотелось себе эту икону в дом, но нехорошо будет самим себе икону писать.

– Православие этого не запрещает, – тут же бросил поп.

– Конечно, но…просто как-то не по себе, что ли, – оправдывался Ярослав сразу за обоих.

– Мы бы свое искусство улучшили, если бы рядом образец достойный был, – нашелся вдруг младшенький.

– Эх, что же делать? Понимаете ли, ребята, нет у меня возможности платить за это, денег-то на новый приход изрядно истрачено.

– Дык мы же не продавать хотим, а обменивать.

– Что же получается, церковь вся будет в ваших работах? Нравится мне эта идея, конечно. Самобытно, кто заедет – вон, как молодой человек подле вас – тому объявить можно, что все дело рук местных мастеров.

При упоминании студента отец Евгений кивнул в его сторону, будто бы обозначив его в пространстве перед прежде равнодушными братьями. Те кивнули Генриху, а он кивнул в ответ.

– Но с другой стороны, ребятушки мои, я эту несчастную икону с самого Киева вез, она, считай, ценна уже этим.

– Евгений Петрович, может, тогда отдадим мы вам за нее и свечи, и свою работу? Нам ведь дальше учиться надо, а то мы все по памяти работаем, что непросто.

– Ох, нет, так дело не пойдет. Работа любая должна оплачиваться.

– Для нас Василий Блаженный – выше всяких оплат, – вновь заговорил Андрей с каким-то странным воодушевлением в глазах.

– Ладно, так и быть, забирайте. Но! – остановился вдруг священник, отводя глаза в сторону и хмурясь так, будто хочет что-то вспомнить. – За свечи я тоже заплачу, все по-честному, друзья мои.

После этого братья вновь подняли сумку и икону, чтобы отнести их в глубь храма. Генрих же собрался уходить, но перед самым выходом остановился и, немного растерявшись, попятился назад.

– Коричневый дом у кладбища, удачи! – повторил ему уже сказанное поп и пошел следом за Андреем с Ярославом.

– Благодарю! – бросил студент и покинул сакральное строение.

Коричневый дом, что, как и говорил священник, прилегал к кладбищу, представлял собой внушительных размеров бревенчатую постройку, выкрашенную в приятный древесный оттенок. Расстояние до кладбища, таящегося за недлинной стеной, все же позволяло чувствовать себя дома комфортно, тем более что окна выходили не на погост, а на заросший овраг, где тихонько притаилась местная речка.

Генрих, прибыв на место, вынул из кареты чемоданы и отпустил извозчика.

Калитка во двор была не заперта и держалась открытой благодаря гибкой ветке, привязавшей ее к цветущей яблоне. Около дома стоял сарай, видимо, приспособленный под мастерскую. Рядом с ним лежала неприкрытая куча дров. Юноша внимательно оглядывал все это, пока его не напугал голос, донесшийся из открытого окна.

– Здрасьте, помер кто-то? – вопросил пожилой мужчина с седой лохматой головой, одевший рубаху на голое тело.