Комендант Освенцима. Автобиографические записки Рудольфа Гесса - [70]
Следующая встреча произошла летом 1938 в КЛ Заксенхаузен. Рейхсминистр внутренних дел д-р Фрик в первый раз посетил концентрационный лагерь. С ним были все обер-президенты, премьер-министры и начальники полиции крупнейших городов. Гиммлер водил их и давал пояснения. В то время я был адъютантом коменданта лагеря, во время осмотра находился рядом с Гиммлером и мог хорошо рассмотреть его. Он был в прекрасном настроении. Он явно был доволен тем, что наконец-то смог показать министру внутренних дел и господам из полицейских управлений рейха один из пресловутых таинственных концлагерей. Его засыпали вопросами, а он отвечал на них спокойно и любезно, но часто с сарказмом. На неудобные для него вопросы, например, о количестве заключённых или на другие, он отвечал уклончиво, но тем более любезно (согласно приказу РФСС, вся статистика КЛ была засекречена). Думаю, что в то время КЛ Заксенхаузен насчитывал около 4.000 заключённых, большей частью профессиональных преступников, которые проживали в чистых деревянных бараках, разделённых на спальни и дневные помещения. Питание, по общему мнению, было хорошим и достаточным, одежда удовлетворительной и чистой, поскольку в лагере имелась совсем новая прачечная. Больницы с лечебными кабинетами были образцовыми, заболеваемость низкой. Кроме помещения камерного типа, осматривать которое нельзя было никому из посторонних, — там сидели в основном особые заключённые РСХА, — все постройки лагеря были показаны. От критического взгляда этих старых правительственных и полицейских чиновников явно ничего не укрылось. Фрик отнёсся ко всему с большим интересом, и во время обеда заявил, что ему следует стыдиться того, что впервые он посетил концлагерь так поздно (в 1938).
Инспектор КЛ Айке рассказал о других лагерях и их особенностях.
Несмотря на нехватку времени и на то, что ему приходилось отвечать на многочисленные вопросы, Гиммлер нашёл возможность поговорить со мной лично и отдельно справиться о моей семье. Это он делал при любой возможности, и, похоже, не только из вежливости.
Следующую встречу с Гиммлером в 1940 я уже описывал. Это был инцидент с командой заключённых, которые его не поприветствовали.
Ноябрь 1940. Мой первый устный доклад у Гиммлера об Освенциме со штурмбанфюрером Фогелем из [службы] WV — WVHA [190]. Я подробно и без прикрас описал все неполадки, которые в то время были довольно ощутимы, но не шли ни в какое сравнение с катастрофическим положением последних лет. При этом он почти не высказывался, только сказал, что как комендант я должен заботиться об устранении недостатков, как если бы это было моим личным делом. Кроме того, идёт война, приходится больше импровизировать, пора и в КЛ избавляться от взглядов мирного времени. Солдату на фронте тоже приходится переносить очень многое, так почему бы и заключённым не потерпеть? На мои постоянные напоминания об опасности эпидемий из-за недостатка гигиенических устройств он ответил кратко: у вас слишком мрачные взгляды!
Интерес в нём проснулся лишь тогда, когда я начал давать пояснения, используя карту. Он тут же изменился. Он оживлённо подошёл к плану, и стал давать указания или отмечать всё, что должно появиться на этих землях: Освенцим должен стать опытной сельскохозяйственной станцией на востоке. Там имеются возможности, которых прежде у нас в Германии не было. Рабочей силы достаточно. Там надо будет проводить каждый из возможных сельскохозяйственных опытов. Должны появиться большие лаборатории и растениеводческие станции. Разведение скота всех значительных пород и рас. Фогель должен немедленно позаботиться о специалистах. Создать пруды и осушить местность, построить дамбу на Висле [191] — вот по-настоящему трудные задачи, перед которыми описанные прежде неполадки в лагере ни черта не значат. В ближайшее время он хочет ещё раз сам осмотреть всё в Освенциме. Он продолжал говорить о сельскохозяйственном планировании, вникая в мельчайшие детали, до тех пор, пока дежурный адъютант не напомнил ему о визите давно ожидавшегося важного лица.
Хотя интерес Гиммлера к Освенциму проявился, но не до такой степени, чтобы устранить недостатки и, соответственно, предотвратить их возникновение в будущем, не говоря уже об их приумножении путём нежелания ничего видеть!
Мой друг Фогель был в восторге от таких планов строительства сельскохозяйственных опытных станций. Я, как фермер, — тоже. Но как комендант лагеря я потерял всякую надежду сделать Освенцим здоровым и чистым. Мне оставалось только одно: робко надеяться на его визит в ближайшее время, о котором он сказал. Я надеялся, что при его личном посещении удастся заручиться его помощью в устранении явных недостатков и неполадок. Между тем я, чтобы предотвратить самое худшее, продолжал строить и «импровизировать». Но удавалось немногое, я не успевал за увеличением лагеря, за постоянно возраставшим количеством заключённых. Едва заканчивалась постройка барка, рассчитанного на размещение 200 заключённых, как у платформы останавливался транспорт с 1.000 и более заключённых. Жалобы в Инспекцию КЛ или в РСХА и службу безопасности ничуть не помогали. «Акции, о которых распорядился РФСС, должны проводиться!» — таков был неизменный ответ.
