Комбат. Восемь жизней - [9]

— Хорошо, ты хоть фамилию ее знаешь — уговаривал Андрей, а пацан проснется, адрес назовет — сейчас дети все свои реквизиты наизусть шпарят.

— Она мне не врала, Андрей. Не врала, и точка. Что-то случилось…

* * *

Если бы Борис Рублев мог почувствовать тот доводящий до тошноты страх, которым была пронизана Аленина жизнь в последние несколько месяцев, он поверил бы. Если не рассказу, то ощущениям. Но, к сожалению, Комбат не обладал даром телепатии. Умная, деликатная учительница была всего лишь женщиной, а значит, фантазеркой и актрисой. Тем более сам он был настроен по отношению к ней весьма романтически. Запутанная история про операцию на щенке, нелепые поиски элементов поведения доктора Франкенштейна в личности собственного супруга казались слегка преувеличенными. Комбату на ум пришло вычурное словечко «экзальтация», которым обычно характеризовались чуть более кисейные барышни, чем он подбирал для себя. Он решил, что после уточнения деталей, так сказать проведения рекогносцировки на местности, рассказ Алены Игоревны станет более стройным и приземленным. И вот — уточнять детали некому. Рассказчица исчезла вместе со своими домыслами. А подвергаемый риску похищения Петька остался при малознакомых дядях и китайской игрушке.

Петька проснулся и сразу же поинтересовался не мамой, а машинкой. На время его отвлекли вновь купленным самосвалом. Двое крупных, спортивно сложенных мужчин озабоченно курили на крыльце, а ладный, не похожий ни на одного из них мальчик гонял вокруг их высоких армейских ботинок пластмассовый грузовичок.

— Вообще-то, Боря, — неторопливо рассуждал Андрей, — если верить этим учительским байкам — первый ход сделан верно. Сам посуди: пацана у матери спереть, рук не окропив, — она до Интерпола дойдет. А если саму убрать на время — кто мальчишкой озаботится? Опять же — мама сбежала, так папа при сыночке остался. И увезти его может, и на лечение отправить — закон не возбраняет. Ждем, сейчас этот папаня из-за любого угла показаться может. Понимает ведь — Петя маленький, но не грудной, орать не будет. Всегда сказать можно, что маму в школу срочно вызвали, а он на смену явился.

— Думаешь, нас пасли? А я не заметил! Маловероятно… Мы с тобой не первый день знакомы — я любую слежку кожей чувствую. Не пилась бы мне водка, разговор бы не клеился, если бы кто-то нас контролировал. Ты давай пробегись по подсобкам и туалетам, может, барышня без сознания где-то лежит. Милицию и охрану поднимать нельзя — пацана живо заберут и к отцу-благодетелю переправят. Если глупость какая-нибудь произошла — сами разберемся. — Под глупостью он имел в виду обморок, удар по голове в служебном помещении с целью отобрать кошелек, снять серьги или колечко.

— А где мама? — звонкий Петькин голосок не был ни тревожным, ни испуганным.

— Она бабушку одного двоечника в толпе увидела и побежала догонять, чтобы…

— Знаю, чтобы дать совет, как правильно учиться! — Петька деловито перебил его, с урчанием объезжая тяжелый рифленый каблук берца. — Она всегда родителям слабых школьников всякие советы дает. А «двоечник» говорить нельзя, это обидное слово. Кто сегодня слабоват, завтра может подтянуться!

— Да ты просто Сухомлинский! — присвистнул Рублев.

— Неа, я Зернов, как папа. И мама тоже. А раньше были — Пацерка, это бусинка по-белорусски. Мы ведь раньше в Белоруссии жили…

— Пацерка, почти пятерка… Хорошая фамилия для учительницы, правда?

Комбат уже видел, что Подберезский возвращается ни с чем, виновато разводя руки в стороны. Ни в местах общего пользования, ни в открытых подсобках Алены не было.

Не успел Подберезский рта открыть, как Рублев принял решение и поспешил его озвучить.

— Догнала твоя мама эту бабусю и пошла с ней к слабому ученику помогать домашнее задание делать. А нас с дядей Андреем попросила за тобой присмотреть, в гости позвать, яичницей угостить.

— Она яичницу ненавидит! И я не ем — щеки потом чешутся. Я рыбку жареную люблю! Горяченькую!

— Купим, разогреем! — коротко заметил Андрей.

Петьку ответ устроил, он заерзал на руках у Бориса, потом объяснил:

— Поставьте меня на пол, я не маленький, сам пойду!

«И то правда», — про себя заметил Рублев. Он был предельно собран и внимателен. В то, что из-за прилавка выскочит доктор Кирилл Зернов и схватит малыша, он не верил. Не того полета птица.

Почти спиной к спине, не упуская из виду ни одного замешкавшегося, замедлившего шаг, они двигались к Андрюхиному автомобилю. Петя на удивление быстро уловил ритм шагов Комбата и семенил рядом, точно укладывая два своих шажка в один его.

Со стоянки выехали быстро, разговор вели вполголоса.

— У меня тут поблизости одна хорошая знакомая живет, к ней поедем, — уверенно заявил Подберезский.

Рублев понимал, что такое решение — палка о двух концах. С одной стороны, мальчишка будет досмотрен, непутевой барышне Андрей не доверил бы ребенка. С другой — она в десанте не служила, интернациональный долг с оружием в руках не исполняла. Если пацана найдут — защитить не сможет.

— Кто такая? — Комбат тянул время для принятия окончательного решения, пока они стояли на светофоре. Мигнет зеленый, колеса закрутятся — и двенадцать секунд до перекрестка. Надо сейчас решить — направо к ней или прямо — к нему, Борису Ивановичу Рублеву.