Комбат. Восемь жизней - [13]

— Что есть, то есть, из песни слов не выкинешь — эту фразу Рублев произнес уже в сторону, прикрывая рот рукой, — он как раз дозвонился до своего высокопоставленного товарища и попросил о встрече. Зная, что по пустякам Борис Иванович беспокоить не станет, тот обещал быть у его подъезда в четырнадцать тридцать.

— Вряд ли у него будет больше пятнадцати минут, надо решить, что в рассказе Алены Игоревны было существенным, на что можно и нужно сделать акцент при поиске, — Комбат подошел к Сережиному письменному столу, который правильнее было бы назвать компьютерным, вынул из выдвижного ящика чистый лист бумаги и две ручки. Андрей с пониманием взял одну из них, а чистую страничку разорвал пополам.

— Каждый пускай прикинет свою версию, а потом обсудим и объединим. По-научному это брейн-ринг называется, когда с разных сторон к одной проблеме подкатываются.

— Да знаю я, — невесело улыбнулся Рублев, расправляя белый листок прямо на колене, — грамотный, и телевизор иногда включаю.

Несколько минут оба сосредоточенно складывали, вычитали, прилаживали друг к другу детали странной истории. Первым заговорил Комбат:

— Если предположить, что она говорила правду, то получается, что ее мальчик — завершающий этап эксперимента. Та несчастная собачка — далеко не единственный «тренировочный полигон», а ребенок с хорошими пластическими данными — не первая проба. Петя, как это называется… — Рублев сморщился, пытаясь вспомнить «выскочившее» за пределы памяти выражение.

— Выставочный экземпляр, — подсказал Андрюха.

— Вот-вот, только я хотел сказать «экспонат».

— Значит, надо узнать не только место работы Кирилла Зернова, но и следы других подопытных. Находил ли кто резаных собак и кошек, видел ли изуродованных деток. Людей он дома точно не оперировал, но и в подвале долгостроя такого не сделаешь. Пациенту, между прочим, анестезиолог нужен. Он обычно в паре с хирургом работает. Аппаратура должна быть специальная и для контроля состояния, и на случай реанимации.

— С медсестрами, парень, тебе точно фартило, не соврал, — пошутил Комбат, намекая на рассуждения Подберезского о стратегических и тактических деталях медицинского преступления.

В это время послышался звук поворачивающегося в замке ключа, вслед за ним голоса Сережи и Тани.

— Рановато, вы, ребятки, — строго заметил папаша. Прогуляли или «записки от родителей» друг для дружки написали?

— Зря вы, дядя Боря, — вступилась за обоих Танечка, — у нас информатику отменили — Аленка заболела неожиданно, замену найти не успели. А у Сережи спецподготовка, так ему уйти разрешили, потому что он лучше всех стреляет и все нормативы давно сдал.

— Я же тебе говорил, отец, вспоминай… — сын оправдывался спокойно, не пряча глаз.

— Ладно, молодежь, для вас дело есть неотложное, выручайте. Вот ключ, надо забрать в камере хранения одну сладкую коробочку. Я ее там забыл часа полтора назад.

— Случилось что-то, папа? — лицо Сергея из добродушного стало озабоченным. Он слишком хорошо знал своего родителя, чтобы допустить, что тот забыл одну покупку, отвлекшись на другую.

— Ничего особенного, — твердо заявил Рублев. Такой тон, Сережа это точно знал, означает, что комментариев пока не предвидится.

Танюша аккуратно разместила на тумбочке пакет со знакомым Комбату зайцем, бережно вынула из него маленький букет бледно-фиолетовых цикламенов.

— Вы мои цветы в водичку пока поставьте, низкая вазочка найдется? Если нет — обычный стаканчик подойдет.

Комбат принял из детских рук странные нежные цветы на коротких ножках. Как непохож был этот букетик на тот, который он выбрал бы для Алены. Этот — робкий, наивный, абсолютно мальчишеский. Он бы дарил яркий, откровенный, подчеркивающий его мужественность и ее женственность. Это были бы розы, только розы.

Дети вернулись быстро, не прошло и получаса. Увидев, что старшие молча дымят под кухонной вытяжкой, Таня уверенно отправилась на кухню. Специальной вазы для пирожных в доме не было, и девочка ловко разместила их в обычной глубокой тарелке. Выставила на стол четыре комплекта чашек с блюдцами, под каждый положила цветастую салфетку, сбоку — чайную ложечку. На середину — сахарницу и заварник.

— Заварите, дядя Боря? — она сняла с полки пачку хорошего листового чая.

— Давай уж сама, ты мой вкус знаешь.

Рублев с удовольствием наблюдал за маленькой хозяйкой. Между затейливыми емкостями она ловко пристроила хрустальный стакан со своим подарочным букетом, критически оценила композицию и задала вопрос «в никуда»:

— Может, мужчины, вам и рюмочки пригодятся? В холодильнике водка имеется и лимончик. Сыр тоже есть — пойдет на закуску.

— Ну и невестка у тебя, Борис! — Андрей не впервые видел Сережкину пассию (парень приводил ее в тир), но никогда не замечал в ней маленькой женщины.

Сергей, как ни странно, не зарделся и не отвернулся, только кивнул. Он не помогал своей подружке хозяйничать, зато успел почистить и покрыть жирным кремом ее смешные полудетские сапожки, украшенные листочками и ягодками.

— Садитесь уже, я пока яичницу на всех сделаю. Сереж, тебе глазунью или взбить? А вам, мужчины?

Матерые холостяки пожали плечами, для них ситуация была слишком неожиданной и неоднозначной. Дитя тринадцати лет от роду спокойно и уверенно распоряжалось рублевскими рюмками-тарелками, сыром и водкой. И взрослым это, похоже, нравилось, казалось уместным. Андрей присел на край табуретки. Он вдруг остро почувствовал, как скоротечна и предсказуема жизнь. Если дети рождаются, растут, значит, кто-то, пришедший в мир раньше их, стареет и уходит. Все это знают о других, но с трудом примеряют на себя. Девочка, годящаяся ему в дочери, умело управляется с хозяйством, на равных садится к столу, берет на себя ответственность за коллективный обед или ужин. Не одна она, наверно, такая. Галя спокойно перепоручила Петьку своей дочери, пока уточняла, как с ним себя вести. Взрослые дети — пожилые родители. Пожйлые, — Подберезский переставил ударение на «жи». Да, пожили они с Комбатом немало, а уж пережили — на сотню обывателей с лихвой хватит. Вот только главного — потомства, последователей себя, своей крови — не нажили. Комбат если не биологию, то хотя бы психологию свою продолжил — Сережку растит. А он? Какой след оставит?