Комбат - [28]

— Товарищ старший лейтенант, в долине перед третьей и четвертой ротами за сопками группируются крупные силы противника, — как положено, отчеканил второй посыльный.

— Вот это по-нашему! — похвалил Тарасов. — Значит, там есть кого бить?

— Так точно, есть.

— Нас не заметили?

— Вроде нет.

— Передайте обоим ротным: подойти незаметно и внезапно атаковать.

Посыльные, как и не было их, растворились в темноте. Снег уже густо толкся в воздухе, и непонятно было: то ли его взметывало ветром с земли, то ли сдувало с деревьев, то ли трепало снегопад. Человек в десяти шагах казался пятном, в двадцати неразличимы уже были движения, а еще через пяток шагов его будто стирало снежною поволокой и тьмой.

«Хорошо! Давай, давай, сыпь гуще! — думал Тарасов. — Помоги и ты нам. Не грех ведь нам и помочь!»

Только скрытная, внезапная атака могла обеспечить успех. И темнота, и этот снег были как нельзя кстати.

— Ну, чего насоветовали? — подойдя к окруженному взводными Терещенко, спросил он.

— Та мы, як тот хлопец, шо батько журив: «Когда ж ты, паршивец, оженишься!» — весело отвечал Терещенко. — А хлопец и говорит: «Понимаешь, батько, давно бы оженився, та не знаю, шо дилать. Оксану взяты, по Одарке сердце болит, Одарку взяты, Мария с ума не идеть, а усих сразу поп не пишеть!» — приглушенный смешок прошелестел кругом, и теперь уж на себе Тарасов ощутил, что значило сейчас веселое слово.

«И молодец же: сам не вешает голову и другим не дает!» — подумал комбат.

— Тоже наткнулись? — спросил Тарасов.

— На самую голову наскочили. И руки чешутся дать им, пока можно, и на поселок идти надо.

— Обойти их можно?

— Можно и обойти.

— Один взвод оставь здесь, чтобы не дали в спину нам ударить в случае чего, с остальными жми к поселку. Только как можно аккуратней, чтобы не всполошить их здесь раньше времени.

— Есть двигать на поселок!

— Первая тоже пойдет на поселок. Посыльных туда подбери понадежней.

— Побратимов ко мне! — распорядился Терещенко и пояснил: — Есть тут у меня двое «папаш» из одного места, неразлучные друзья. Так побратимами и зовут их все. Лесовики. Ночью, как кошки, видят. Честное слово.

— Ну и хорошо.

А кругом уже снова двигались люди, кому куда было приказано. Проходили мимо и тонули во тьме.

10

Среди шедших с комбатом людей были и такие, что отступали здесь прошлым летом и осенью и хорошо знали эти места, поэтому выбрать для штаба батальона сопку поудобней не стоило большого труда. И вот Тарасов уже лежал в снегу, вглядываясь в долину. Заряженная ракетница была под рукой. Удивительно, сегодня с какою-то неожиданной стремительностью наступал рассвет, затуманенный частым, мелким, колким снежком. Налетавший упругими волнами ветер со свистом путался в ветвях. Деревья в долине, видные с высоты Тарасову, встряхивались снежными облачками, и земля крылась пеленою, сквозь которую происходившее на земле различалось временами совсем плохо.

В долине сосредоточивался неприятель. То плотные колонны, то кучки, то передвигавшиеся цепочки лыжников тянулись далеко, и хвост этой массы людей заворачивал за соседнюю сопку. Это были солдаты еще самых первых дней войны. Здесь их просто остановили, а повыбить еще не успели. Такие вражьи солдаты хорошо были известны. Тарасову — убежденные в своей непобедимости и силе и, ничего не скажешь, действительно сильные и организованностью, и опытом. Одни солдаты стояли опершись на лыжные палки, отдыхали; другие, сняв лыжи, толкались, грелись; третьи прямо на месте шаркали лыжами, разминались. Подходили размеренным, спорым шагом запоздавшие подразделения и становились на места. Бегали меж этих людей то ли офицеры, то ли посыльные, и иногда начиналось движение то одной, то другой из колонн. Всякий раз, когда комбат видел это движение, его охватывало щемящее беспокойство — «Неужели пошли вперед?». Тогда увидят следы, поднимут тревогу, а то просто наткнутся на наших бойцов, или наши откроют огонь, и все пойдет кувырком. Но враг, видно, не допускал и мысли о том, что его могут атаковать здесь, в своем тылу, и не остерегался. Там внизу просто готовились к маршу, время которого, видно, еще не пришло. И стрельба на фронте сзади притихла. Видать, наши отошли. Если бы не так, то фашисты здесь поторапливались бы. А теперь тут все подгонялось, прилаживалось, становилось на свои места, проверялось. Шли обычные хлопоты перед тем, как двинуться вперед такой массой людей. Тарасов видел и группу старших офицеров, к которой подлетали на лыжах и уносились прочь и связные, и офицеры званьем пониже.

Офицеров от связных можно было отличить только потому, что те, получив приказание, начинали распоряжаться сами, а связные, козырнув, сновали взад и вперед. А так все были в маскхалатах, и знаков различия не видно. Тарасов послал последнего связного с приказом закрыть один из выходов из долины, по которому враг мог вырваться вслед ушедшему вперед Терещенко. Свободным оставался один Никитич. Он лежал рядом и, когда Тарасов обернулся к нему, невольно улыбнулся. Усы Никитича густо забил снег, снегом облепились шапка и брови, и весь он, ну прямо как две капли воды, был похож на самодельного Деда Мороза из детства.