«Милый папенька! Извините, что я беспокою вас своим письмом, но я так любила Алешу Перепелкина, что решилась лучше умереть. Вы помните, вероятно, как намедни выживший из ума старик солдат рассказывал, как лошадь съели комары, потому мы с Алешей и решились умертвить себя этою лошадиною смертью. Для того же, чтобы вы не подумали, что мы просто сбежали и тайком обвенчались, и чтобы оставить хоть какие-нибудь следы после себя, мы намазали дегтем свои сапоги, которые, вероятно, и останутся после нашей смерти. Вы не сердитесь на меня, милый папенька, потому что я испортила дегтем старенькие полусапожки, которые все равно пришлось бы бросить. Еще прошу вас, бесценный папенька, не убиваться и не печалиться, так как еще в бытность мою в пансионе Заплевкиной я очень была склонна к мечтательности. Прощайте, папенька, целую вашу ручку и прошу поклониться всем нашим знакомым».
Как столб, повалился на пол злополучный Степан Филимоныч, прочтя это письмо.
— Ее комары заели, сам полусапожки видел, — взвизгнул он, ворочая белками и теряя рассудок.
Мы ничего больше не имеем прибавить к этой истинной, хотя и невероятной истории, ибо вовсе не намерены верить вздору, распускаемому разными досужими языками, утверждающими будто поручикова дочь просто-напросто сбежала с каким-то писцом. Вздор! ее съели комары!
