Командор Советского Союза - [79]

- А в худшем? – Климент Ворошилов, до сего времени сидевший тихо, поднял голову.

- А в худшем, пошлют группу, чтобы узнать кто это там хулиганит. – Ответил Сталин. – И мы не будем настолько наивны, что предположим мирные настроения этих… существ. – Он помолчал. – И вообще, торговаться с чертями – это плохая идея. А вот снять запрет на исследования по теме продления жизни, кажется идеей получше. – Он перевёл взгляд на меланхолично молчавшего Гурджиева, который весь вечер потихоньку попивал коньяк, глядя куда-то в пустоту.

- А что ты на меня так смотришь? – Георгий Иванович развернулся и удивлённо поднял брови. – Сам запечатал все материалы в спецархив, а теперь смотришь, словно ждёшь птичку из шляпы.

- Потому и смотрю, что знаю, что у тебя наверняка исследования всё равно шли.

- Ну, шли. – Гурджиев, курировавший все исследования энергетиков от партии кивнул. – С вами же постоянно так. Сначала запрещаете, а после начинается «давай-давай». А наука - это вам не лобио кушать.

Отъезд представителей международного капитала совпал по времени с ужесточением въезда на территорию СССР из стран, не входящих в Особый Список, и естественно в списке дружественных не было ни одной из стран бывшего «золотого миллиарда». И не то, чтобы им прямо запрещено пересечение границы, но нужно было декларировать цель приезда, срок пребывания, который не мог быть дольше двадцати суток, и нужно было заранее оплатить выездной билет.

Не принятые в Союзе деятели сначала метнулись было в США, но и там им были не рады. Военные взявшие власть в стране прекрасно понимали, что вслед за финансистами потихоньку вернутся старые порядки, когда страной руководили всякие проходимцы, и тоже дали банкирам от ворот поворот.

Тем временем праздник закончился и наступили рабочие будни.

Государственный комитет Кибернетики и Автоматизации, разросшийся до огромного монстра из десятков НИИ, КБ и просто отдельных лабораторий, даже спихивая значительную часть исследований в университеты и учебные институты, в виде хозрасчётных тем, всё равно едва успевал поворачиваться, и когда в Москве открылся первый кооперативный Центр программных разработок, Александр внутренне усмехнулся. Всё пока шло так как он и задумывал. Автоматизация и роботизация только начались, но они уже позволили освободить тысячи рабочих рук по всей стране, и часть рабочих пошла на переучивание, а освободившиеся ИТР, получали смежные профессии, позволявшие им работать наладчиками, монтажниками и ремонтниками сложных производственных комплексов, где и инженеру с высшим образованием было где покрутить гайки.

В 1965 году производственный комплекс в СССР представлял собой дикую мешанину из станков всех поколений, но программа модернизации производств, которая вначале касалась критически-важных технологических цепочек, постепенно двигалась и древние станки двадцатых и тридцатых годов отправлялись в заводские музеи и школьные мастерские, а на их место вставали обрабатывающие комплексы Точмаша, и универсальные обрабатывающие центры, каждый из которых мог заменить десяток станочников.

Изменялась структура производства и следом - структура занятости, выводя всё больше людей, в сферы, которые невозможно было автоматизировать. Водители транспорта, операторы информационных систем, строители, и всякое такое. Связка энергетики – кибернетики давала отличные результаты и сам прогресс в обществе тормозился только необходимостью переобучать людей на новые профессии.

Вопросы всемерного ускорения общественного и экономического прогресса поднимались на Коллегии Правительства СССР, где все предлагали ускорить, углубить, и расширить, и только Мечников выступил с критикой всех шапкозакидательских настроений, объяснив, что общественный прогресс, уже выработал все внутренние источники взрывного роста, такие как революция и опустошительная война, и сейчас от всех требуется только последовательная и равномерная работа по воспитанию и обучению людей. И детей, и взрослых, так, чтобы тонкий пока слой советской культуры становился основным и определяющим базовое поведение личности. И не в последнюю очередь, это связано с уровнем жизни человека. Чтобы без всякой уравниловки, человек жил лучше ровно настолько насколько он лучше работает. Чтобы профессия медика и учителя оплачивалась лучше и была более престижной, чем профессия продавца, или мелкого служащего. Потому что на этом, на общественном авторитете, вырастает фундамент общества. Если лидерами общественного авторитета станут инженеры, врачи, учителя и рабочие, то мы получим общество одно. А если торговцы на рынке, завсклада и товаровед, то совсем другое. И поскольку в основных документах СССР, записано, что мы страна победившего пролетариата, не нужно уничтожать рабочий класс. Пусть он растет вместе с производственными отношениями и производительными силами, превращается в техников и инженеров, но сохраняет в себе все лучшие черты рабочего человека.

Спорить на тему главенства рабочего класса в СССР, дураков не было, но поставленные Мечниковым вопросы требовали не полемического, а вполне конкретного ответа, и через месяц, решением Президиума Верховного Совета, были подняты зарплаты учителям, врачам, и минимальная зарплата в стране, так что она стала выше прожиточного минимума, утверждённого Минздравом и ВЦСПС, и позволила не просто не сдохнуть, а жить, пусть и небогато. Но с подъёмом зарплат в сфере образования и медицины до средних по регионам, как-то быстро закрылся дефицит преподавателей в школах и врачей в поликлиниках, потому что вместе с другими выплатами, зарплаты выросли в полтора раза.