Командировка - [9]

Дождь прошел. Над посветлевшей Двиной низко стояли облака, будто их надымили прошедшие за день суда. Справа, как на смотру, выстроился официальный фасад города и двинулся навстречу — мыс Пур-наволок с памятником Петру, старинные лабазы, где разместилась редакция «Правды Севера»; следом проплыли торжественный фронтон Северного пароходства и телемачта, на которой красным пунктиром уже загорались огни. Потом набережную заслонили корабли — сейнеры, грузовые теплоходы, лесовозы, наши и иностранные. Над судами, как над гнездами, нависая клювами, хлопотали краны. Впереди темнел низкий луговой берег какого-то острова. На его сумеречном рейде, сияя нездешней красотой, стоял на якоре белый двухъярусный пассажирский теплоход, поодаль дремали широкозадые морские буксиры. Лебедь среди утят. Так я впервые увидела «Марию Ульянову».

— Ваша этажерка, — сказал снизу Лазарев. — На ней пойдете.

Едва наш катерок ткнулся носом в белоснежный бок лайнера, Лазарев с неожиданной ловкостью вступил на привальный брус, перекинулся через перила, и молчаливые недра теплохода его поглотили. Я полезла следом. Ни огонька не сочилось оттуда — многочисленные окна были наглухо задраены досками и толем. Длинный коридор зато был хорошо освещен, респектабельно сияли зеркальная полировка дверей, стекла салонов, медные завитушки перил. Мне открыли каюту с табличкой «Директор ресторана». Все равно. Лайнер как опустевший город. Занимай любую каюту.

Команда — всего тринадцать человек — ужинала в кают-компании. Безлюдное великолепие коридора подавляло, я поняла, что побаиваюсь встречи с незнакомым миром, с людьми новой для меня профессии. Капитан представил меня и объяснил, что я пойду с ними в рейс.

— …Ради нескольких строчек в газете, — продекламировал кто-то.

Все засмеялись, и сразу стало легко и просто.

На следующий день «Мария Ульянова» уходила на другой рейд, где, сбившись в стайки, стояли остальные суда, предназначенные к перегону, — длинные светлометаллические рефрижераторы, элегантные сухогрузные теплоходы «Беломорские», речные танкеры с пятью круглыми цистернами, и еще грузовые теплоходы, названные именами северных мест: «Шокша», «Шала», «Медвежьегорск». К их бортам жались малыши — спеленутые досками, «законвертованные» в дальнюю дорогу пассажирские катера, совсем крошечные МО и чуть побольше ОМ, «омики» и «мошки», неуклюжие квадратные РТ — речные толкачи и еще какие-то суденышки, всего шестьдесят единиц. Большинство из них своим ходом пересекли с юга на север всю Россию, десятки тысяч километров от зеленого Измаила до студеного Архангельска.

Между судами маневрирует экспедиционная «мошка», катерок МО-2, которому тоже предстоит пройти полярными морями, той самой морской дорогой, чья проходимость вообще совсем недавно ставилась под сомнение. «Исходя из имеющегося опыта, — писал уже после похода „Сибирякова“ и дрейфа „Седова“ известный гидрограф и знаток Арктики Л. Брейфус, — можно с уверенностью говорить о том, что в нашу геологическую эпоху не приходится считаться с Северным морским путем, как транзитной морской трассой». Но даже если уже точно знать, что гидрограф не прав, все равно — просто невозможно представить городской «трамвайчик», в каком мы ездим в Лужники, бегущим дорогой Седова, Толля, Русанова.

Между тем экспедиция, которая сначала называлась «арктической», а сейчас носит длинное солидное название «Экспедиция специальных морских проводок речных судов Министерства речного флота», существовала уже два десятилетия. Ее опыт за это время стал достоянием учебников. Даже на сухом языке научного пособия она оценивается как «не имеющая равных в истории мореплавания»…

Причины, способствовавшие созданию столь необычной перегонной «конторы», были чисто экономическими. Богатая реками Сибирь нуждалась в новых судах, а строили их и строят в Центральной европейской части Союза и за рубежом. До войны их в разобранном виде везли по железной дороге, собирали в месте назначения. Пока довезешь, стоимость судна вырастает в полтора-два раза, не считая командировочных, выплаченных инженерам и рабочим-сборщикам, непременно сопровождающим груз на восток. Словом, модернизированный древний способ перетаскивания «волоком». В результате такой теплоход или лихтер начинает плавать года через полтора-два после отгрузки с завода. Перегон куда дешевле.

И все-таки в названии экспедиции слово «специальная» подчеркивает ее необычность. Разница между морскими и речными судами есть: речные корпуса примерно в пять раз тоньше морских. «Немножко толще консервной банки, — шутят перегонщики, — любая льдинка способна нанести нашему флоту серьезный ущерб». Осадка у речных такая, что по сравнению с самым захудалым морским буксиром они — совершеннейшие плоскодонки, да и двигатели у морского буксира раза в полтора сильнее, чем у «Марии Ульяновой».

Мне подкидывают идею: «Знаете, что такое наша экспедиция? Сорок процентов расчета, шестьдесят процентов риска». Записываю в блокнот 40 и 60. Автор идеи, ухмыляясь, удаляется. Еще два человека независимо друг от друга поделились с корреспондентом выстраданной мыслью: «плохая стоянка лучше хорошего плавания». Стоять всем надоело.