Командировка - [53]

Он не хотел отказываться. Трудом, только трудом, любым трудом он рассчитывался за прошлое. Все петли и узлы в своей прежней путаной жизни он отрезал. Навсегда.

О прошлом Матвеев говорит коротко: «Волком был». Да и то верно — восемь судимостей, три побега. И уголовный стаж с двенадцати лет, когда в самом начале войны остался без родителей. Было — и быльем поросло. С тех пор как в Находке взяла его на поруки комсомольская бригада Гурия Крылова, начал Виктор Матвеев другую жизнь. Ею и живет. Семья, несомненно, главная победа и явная гордость Виктора Матвеева. «Жена у меня пла-а-вная. Мы мужики (мужики — это он и двое мальчишек) лбами углы цепляем, а она, хоть лужа на дороге, проплывет, ног не замочит!» Обыкновенная дружная семья. Необычная своей обыкновенностью. Думал когда-то, вышел на время, а прошло уже семнадцать лет. Ну, а в остальном — кто знает, чего стоили Матвееву эти невидимые миру стропы!

От того времени, пока он еще не втянулся, остался страх: приедут за стропами, а строп нет, дело тяжелое, не наверстаешь. Если работать по заявкам от бригад, рассеянных по пяти городам, так оно и получится: то нет заявок, то их целый ворох! Нужен задел, запас ходовых строп. Так он сам по себе подошел к мысли, которая давно стала правилом для любого грамотного руководителя: ритмичный труд выгоден производству, выгоден рабочему.

Но для этого нужен запас троса, а главный механик Стоякин Матвеева гонит. Нет троса, говорит механик, сиди, не работай. Но как посидишь, если монтажникам нужны стропы? Самое страшное для Матвеева — темп сбавить.

Так Матвеев разочаровался в Стоякине.

А Стоякину, может, и не до Матвеева вовсе, у него — краны, техника! Сидишь на стропах и сиди, обеспечивай. Иногда приходили из других организаций, просили помочь со стропами. Тогда он спускал Матвееву задание — сделать и для соседей. Потом соседи стали ходить за стропами уже прямо к Матвееву. Стоякину это не понравилось: что дозволено главному механику, то не дозволено заплетчику.

Так Стоякин разочаровался в Матвееве.

Разочарование Матвеева было вполне естественно. Дело в том, что первым его начальником на воле был бригадир комсомольцев-строителей Гурий Крылов. Депутат Верховного Совета СССР Крылов и через полтора десятка лет пишет Матвееву из Находки, делится новостями, беспокоится о нем. Вторым — стал старший прораб, а затем и начальник «Стальмонтажа» Василий Иванович Крюков, «Чапай», как восхищенно зовет его Матвеев.

Матвеев и Крюков прибыли на полустанок, которому только еще предстояло стать городом Новотроицком, примерно в один год. Матвеев с партией заключенных, а Крюков — с бригадой монтажников, но оба порознь запомнили один и тот же пейзаж: барак у рельсов, снежное поле, слева за ложбиной очертания какой-то стройки: то возводилась первая домна Орско-Халиловского комбината. С тех пор Крюков построил уже четыре домны, на четвертой в горячие предпусковые дни так и спал.

В пяти городах Урала и за его пределами работает армия монтажников Крюкова, оставляя после себя гигантские цехи, домны, здания, и повсюду, как будто одновременно в разных местах, видят «Чапая» в неизменном дождевике на неизменном «газике».

Зато когда Крюков бывал дома — заходи любой. От людей он не уставал. Матвеев брал у Крюкова книги. Иногда они разговаривали о прочитанном. Крюков умел слушать, что составляло существенную часть его обаяния. Но Крюкова Матвеев не решался часто беспокоить, а его ближайший начальник Стоякин оказался на него не похож.

У Стоякина же были свои основания разочароваться в Матвееве. Стоякин, по признанию того же Матвеева, «умница», неплохо разбирался в механизмах, а в людях — не то чтобы не умел — не хотел. Став руководителем, Стоякин увидел в них только подчиненных. Он почти простодушен в этом своем заблуждении. Однажды пригласили пенсионеров помочь производству; помогли. На замечание одного из ветеранов: мол, не грех бы и поблагодарить за работу, Стоякин вынул из кармана пиджака пятерку и протянул старику. А старик замечательный, орденоносец, имя его выбито на плите в честь первостроителей Новотроицка. Повернулся старик и, чуть не заплакав, ушел. «Он меня не понял», — удивлялся потом Стоякин, полагая, что благодарность рабочий человек приемлет лишь в денежном выражении. Он и к Матвееву подходил с той же меркой: дескать, Матвееву нужны деньги, деньги и деньги.

Стоякин любил, чтобы подчиненный был прост в обращении, как гвоздь: положил — лежит, ударил по шляпке — стоит. Матвеев ни в какой стандарт не укладывался. И рабочим он был нестандартным, говорил о «заплетке», как о деле бог знает какой важности. И как бывший уголовник он нетипичный. Спиртного в рот не берет, соседи не нахвалятся. В гараже кормит птиц, утром, чтобы разогреться к работе, бегает километров по двадцать… Но, бывает, дурным сном накатит прошлое.

— Идем мы с женой из яслей с сыном, — рассказывает Матвеев, — пришли домой, а дверь открыта. Заходим, а в квартире целая «малина»! Дружки мои бывшие из заключения освободились, приехали поглядеть, как живу. Усмехаются: «Не будем же мы тебя на лестнице ждать, сами открыли». Ладно, оставил ночевать. А на другой день на работе честно рассказал Стоякину о «гостях», попросился часа на два — проводить. «Хватит придуриваться», — ответил на это Стоякин. Так и пробыла моя жена весь день с ними. Я за смену извелся, а Лида даже постарела за тот день. А так ли надо было Стоякину поступить? Дал бы двоих или троих парней поздоровше, чтобы те увидели — со мной мои друзья по работе. Но не сделал этого Стоякин.