Командировка - [19]
Дед заторопился, заторопил вожака, то вполголоса, то громко разговаривая с собаками.
О том, что полетят его нарты наперегонки с весной. Пусть дует ледяной ветер и за любым мысом их может накрыть пургой, но он-то видел лебедей над тундрой, да и гуси уже прилетели, и отел начался в стадах. Бригадир Тайборей ушел с пастухами в Каратайку, чтобы успеть перегнать и другие колхозные стада по льду на Вайгач, потому что нигде нет летом такого корма, как на их острове; много оленей летом на Вайгаче. И людей становится больше. Жена пастуха Пырерки родила сына, еще у Валеев родился седьмой сынишка 22 апреля, Володей назвали, в честь Ленина. О том, что надо спешить, раз уж дальним людям непременно нужно поговорить друг с другом.
— Почта ныне больно большая, — словно извиняясь за торопливый отъезд, повторил он уже для меня, не умея выразить своей собственной, уже до конца дней нерасторжимой связи с заботами, огорчениями и радостями людей его острова, связи, которая и есть его жизнь, его, почтальона, дорога.
Изба Дегтяревых
В лоциях Карского моря среди прочих островов и островков, лежащих вдоль западного побережья Таймыра, упомянут остров Колосовых. На подробной штурманской карте он не больше ногтя, но в лупу можно разглядеть даже точку, обозначенную «изба Колосовых». Таким неожиданным кажется вдруг домовитое деревенское слово «изба», нанесенное на навигационную сетку, словно крик петуха в полярном безмолвии или печной дымок над свинцовой зыбью Ледовитого океана!
В дни и ночи короткой арктической навигации с судов, следующих Северным морским путем, виден окольцованный прибоем кусочек холмистой тундры. Корабли сюда не пристают — нет удобной бухты, да и незачем, но среди моряков бытует полулегенда-полубыль о семье охотников Колосовых, много лет проживших на этом безжизненном клочке суши. С начала войны остров Колосовых необитаем.
— Не Ко́лосовых, а Колосовы́х, — поправил охотник Миша Дегтярев. — На острове в тридцатые годы промышляли братья Колосовые. А в шестидесятых — я.
Так выяснилось, что слухи о необитаемости острова Колосовых были преувеличены.
— Вертолет забросил меня туда поздней осенью, — продолжал Миша. — Избу мы с летчиком нашли полуразрушенной. Печка, конечно, развалилась, в помещении ветер гуляет, а внизу, у мыса, прибой ревет. Летчик меня спрашивает, может, обратно полетим. Обратно я не полетел, но испытать в ту зиму довелось много. Всего испытать. Узнал, и какое одиночество бывает, до галлюцинаций… Да, теперь я знаю и это, — повторил он с каким-то даже удовлетворением.
Но речь его была так проста и неуклончива, так угадывал и предупреждал он чуткой своей прямотой вопросы собеседника, так честно старался быть точным в объяснении самой сложной, пожалуй, поры своей жизни, что заподозрить его в позе или тщеславии было никак невозможно.
Он сам открыл и единственное верное лекарство от одиночества. Оно, конечно, не новое, но ему пришлось открывать его самому. Это работа, работа с рассвета до ночи, и с рассвета снова работа. Входя в дом, накормив собак, сам уже почти не мог есть и, зачастую, не разжигая светильника из нерпичьего сала, не раздеваясь, валился на лавку и засыпал.
Многие считают, что успех в их деле зависит от охотничьей удачи, сезонного промыслового счастья. Чепуха! Успех решает работа. Успех — от слова успей. Чтобы обеспечить успех в зимние месяцы, когда идет песец, охотник должен с весны начать готовить приваду — рыбу, морзверя — мясо для собак. Летом надо собрать плавник на топку, распилить, расколоть, сложить в поленницу. Отремонтировать дом и промысловые избушки, завезти в них дрова и продовольствие. Подошла осень — готовь капканы, а у него их восемьсот. Развези их по тундре и заряди привадой.
И это не говоря о таких повседневных мелочах, как подвоз пресной воды, варка пищи собакам, ремонт и шитье меховой одежды и обуви. Мороз в этих краях до костей достает. Такую малицу и такие тобоки, как нужны Михаилу, ни одна фабрика не изготовит. Все шил сам! Зато даже месячный отпуск не каждый год может себе позволить — «упущу срок, наверстаю ли потом?»
В ту зиму на острове Колосовых Михаил Дегтярев добыл триста шестьдесят песцов. Весной он рьяно взялся за ремонт дома, привел свою мужскую берлогу в порядок, летом все-таки съездил домой в Белоруссию и вернулся на остров не один. С Зиной. В избе Колосовых появилась хозяйка. Сезон был опять удачным. О Дегтяреве заговорили как о лучшем охотнике района. Годом позже он был награжден орденом Трудового Красного Знамени. К этому времени промышлял уже на материке, капканы его стояли вдоль речки Убойная, а изба у самого устья.
Во время нашего разговора Миша несколько раз вставал — проведать собак, задать им корм, внести дров, мороженой рыбы для строганины на ужин. Он суховат, легок на ногу, очень прям, строен даже в неуклюжем меховом балахоне. Ясные светло-карие глаза улыбчивы, но памятью об охоте проступает в них зоркая, ястребиная желтизна, они умеют быть жесткими в опасный миг. Охотника, как и волка, кормят ноги, тысячи километров за сезон. «А еще?» Я вспоминаю Фенимора Купера: «верный глаз и твердая рука».
