Командир и штурман - [128]

Успешные совместные действия, строгая дисциплина и высокая степень выучки (кроме Бешеного Вилли, судового придурка, и нескольких других недотеп, на которых махнули рукой, каждый матрос и юнга мог теперь убирать паруса, брать рифы, стоять на руле) превратили команду в единый кулак, способный нанести сокрушительный удар.

Это было очень кстати, поскольку их новый лейтенант был моряк никакой, и лишь опыт экипажа помешал ему совершить ряд грубых ошибок в то время, когда шлюп на всех парусах несся на вест, выдержав два жестоких шторма и переждав несколько томительных штилей. Бывало, что «Софи» проваливалась в лощины гигантской зыби, крутясь как волчок, и даже судовой кот лежал пластом, словно собака. Судно неслось изо всех сил не только потому, что весь ее экипаж рассчитывал на то, что им снова доведется в течение месяца крейсировать у неприятельского побережья, но еще и потому, что всем офицерам не терпелось услышать вести из Лондона, узнать из «Гэзетт» официальную реакцию на их подвиг — представление Джека Обри к чину капитана первого ранга и, возможно, продвижение по службе для остальных.

В этом походе все убедились в превосходных возможностях верфи на Мальте, а также выучке моряков, поскольку именно в здешних водах во время второго своего шторма затонул шестнадцатипушечный шлюп «Ютайл» — он повернулся лагом к волне, пытаясь лечь на фордевинд, милях менее чем в двадцати южнее их нынешнего места, перевернулся и пошел ко дну вместе со всей командой. Но в последний день погода смилостивилась над моряками «Софи», ниспослав им устойчивый ветер — трамонтану, — позволивший идти с глухо зарифленными марселями. Незадолго до полудня обнаружили плато Менорки, подняли позывные вскоре после обеда и обошли мыс Мола, прежде чем солнце совершило половину дневного пути по небосводу.

Снова ожив, хотя и несколько побледнев после вынужденного заключения, Джек жадно посмотрел на ветровые облака над горой Торо, обещавшие северный ветер, и сказал:

— Как только пройдем узкость, мистер Далзил, спустим на воду шлюпки и начнем поднимать на палубу бочки.

Нынче вечером мы можем начать прием воды, а утром, как можно раньше, продолжим поход. Нельзя терять ни минуты. Но я вижу, что вы уже укрепили гаки на реях и штагах. Очень хорошо, — усмехнулся он и отправился к себе в каюту.

Бедный мистер Далзил впервые видел нечто подобное: моряки, знавшие приемы капитана, молча, не дожидаясь распоряжений, осуществили нужную операцию, и бедняга покачал головой, проглотив пилюлю. Он оказался в трудном положении: хотя был уважаемым, добросовестным служакой, он никоим образом не мог сравниться с Джеймсом Диллоном. Прежний лейтенант превосходно понимал настроение команды, умел сплотить экипаж, и матросы с благодарностью вспоминали его энергию, властность, знания и отличные морские качества.

Джек думал о погибшем, когда «Софи» скользила вверх по длинной гавани, мимо многочисленных устьев знакомых речушек и островов. Сейчас шлюп как раз находился на траверзе карантинного острова, и капитану пришло в голову, что Джеймс Диллон поднял бы гораздо меньше шума, услышав на мостике крик «Вижу шлюпку!» и ответный отдаленный крик, означавший приближение капитана. Имя он не расслышал, но в следующее мгновение встревоженный Бабингтон постучался в дверь каюты со словами:

— К борту подходит катер коменданта, сэр.

На палубе было много суеты, поскольку Далзил пытался делать одновременно три вещи, и те, кто должен был расцвечивать флагами корабль, в отчаянной спешке пытались привести себя в порядок. Не многие начальники выскочили бы из-за острова таким образом и стали бы досаждать судну, намеревавшемуся стать на якорь, — большинство из них, даже в случае экстренной необходимости, дали бы экипажу несколько минут передышки. Но не таков был капитан Харт, коршуном взвившийся на борт шлюпа. Звучали и повторялись команды, несколько надлежащим образом одетых офицеров стояли навытяжку с непокрытыми головами: морские пехотинцы взяли «на караул», а один из них уронил мушкет.

— Добро пожаловать на судно, сэр! — воскликнул Джек, который был в превосходном настроении и обрадовался бы любому знакомому, хотя и хмурому лицу. — По-моему, мы впервые имеем такую честь.

Капитан Харт поприветствовал шканцы, сделав вид, что прикасается к полям треуголки, с нарочитым отвращением уставился на неопрятных фалрепных, морских пехотинцев с перекошенными поясами, на груду бочек для воды и маленькую толстую сучку Далзила с кремовой шерстью, которая выступила вперед и, опустив уши, всем своим видом показывая смущение, мочилась, сделав огромную лужу.

— Вы всегда держите свои палубы в таком беспорядке, капитан Обри? — спросил он. — Клянусь моими потрохами, у вас скорее мелочная лавка, чем палуба корабля Его Величества.

— Нет, не всегда, сэр, — отвечал Джек Обри, который все еще пребывал в превосходном настроении, увидев под мышкой у Харта вощеный пакет, в котором могло находиться лишь представление Адмиралтейства о присвоении Дж. А. Обри, эсквайру, чина капитана первого ранга, доставленное ему с поразительной быстротой. — Боюсь, что вы застали «Софи» врасплох. Не угодно ли зайти в каюту, сэр?