Командир атакует первым - [18]

Я-то знал, что Карнач в Краснодарском госпитале. Поэтому еще в приемном покое попросил место в его палате. К счастью, там оказалось свободное.

Для Степана же мое появление не только в палате, но, как он выразился, "на этом свете", было неожиданным. У самого Карнача осколок снаряда попал в ногу, раздробил щиколотку.

Недаром, видно, земля круглая, Как бы судьба ни разбрасывала людей рано или поздно они находят друг друга. Особенно много таких неожиданных встреч у летчиков. У нас всегда много однокашников: с одним учился когда-то в летной школе, с другим был на переучивании, с третьим коротал время в ожидании погоды на каком-нибудь заштатном аэродроме. В любом авиационном городке практически можно увидеть знакомого. Ну, а фронтовики нередко встречаются и так - в санбатах, санчастях, госпиталях.

В палате оказались еще два летчика из нашего полка - капитан Иван Базаров и старший лейтенант Павел Шупик. Пятым был Дмитрий Глинка, с которым мы в Свое время учились в Качинской летной школе, потом вместе служили в авиационном полку И. М. Дзусова. Короче говоря, коллектив достаточно сплоченный, чтобы сообща бороться с ранами, травмами, ожогами, полученными в боях...

Все пилоты, кроме меня, ходячие - с костылями, с палками, но ходячие. А я, основательно закованный в гипсовый панцирь, лежал на жестком щите из досок, покрытом простыней, без права изменять свое положение. У меня даже изъяли мягкую подушку и подложили другую, состоящую, по-моему, из одной наволочки. Такова воля Веры Павловны Авроровой. И хотя она предсказала уже мое "нелетное" будущее, хотелось верить в более благополучный исход, и я скрупулезно выполнял все предписания.

Ребята поначалу относились ко мне как к настоящему тяжелобольному: "Вася, тебе что-нибудь принести?.. Василий Михайлович, вот тут от обеда пирожки остались, пожуй... Шевчук, свежие газетки принес..." Не обходилось, конечно, без обязательных госпитальных шуток, связанных с суднами и "утками".

И благодарен я был за эту трогательную заботу. И расстраивала она меня: тяжело чувствовать себя беспомощным. Соседи-летчики быстро все поняли и старались делать вид, что я такой же раненый, как и они. Придет время, встану на ноги, получу документы - и в часть...

У них дело шло на поправку. Все чаще и чаще днем они уходили из палаты - размяться, побыть на воздухе. Вечерами, после отбоя, все больше разговоров о фронте, о воздушных боях, о самолетах. Спорили о преимуществе одних и недостатках других истребителей, о тактических приемах, о боевых порядках.

Жаль, не вел я тогда записей, да и запрещено это было фронтовикам. А такие вечерние, а подчас и ночные беседы (смотря, какой врач дежурил) могли бы составить неплохое пособие по тактике ведения воздушного боя. Во всяком случае, в них немало ценного боевого опыта. На фронте для тщательного разбора полетов, глубоко осмысленного анализа действий летчиков просто не хватало времени. Несколько вылетов в день изматывали людей. Командиры старались дать возможность пилотам хоть немного отдохнуть. Если и шел разговор о проведенном бое, то очень короткий, конкретный. Такой-то летчик действовал правильно, такой-то запоздал с разворотом, третий начал стрельбу с дальней дистанции а длинными очередями... Итог воздушного боя определяли результаты: сбили противника - хорошо, нет - плохо, потеряли своего - в полку траур.

А здесь, в хирургическом отделении госпиталя, мы вели разговор о своих боевых делах отвлеченно, абстрактно. Чаще и основательнее вспоминали теорию воздушного боя, стрельбы, тактики, обдуманно аргументировали свои заключения. Более глубокому, профессиональному разговору способствовало и то, что все пятеро - уже обстрелянные бойцы.

О Степане Карначе говорить не приходится - с первого дня войны в боевом полку.

Капитан Иван Базаров тоже имел личный счет сбитых самолетов, отличался большой смелостью и решительностью.

О Павле Шупике, его мастерстве можно сказать многое. Стоит вспомнить лишь один бой, который он провел на глазах у всего полка весной этого года.

Павел облетывал только что отремонтированный истребитель в зоне. Над нашим аэродромом появилась четверка Ме-109. Они выискивали жертву взлетающие или заходящие на посадку самолеты. Павел из зоны заметил противника. Соотношение сил не в его пользу. Больше того, он имел полное право не вступать в бой. Неизвестно, как поведет себя самолет после ремонта. Но Шупик принял одно решение - атаковать!

Все мы, кто был в это время на аэродроме, в бессильной злобе смотрели на самоуверенные маневры гитлеровце". И вдруг...

К четверке фашистских истребителей на огромной скорости со стороны солнца приближается остроносый "як". Короткая очередь из всех пулеметов - и самолет ведомого одной из пар, клюнув, словно наскочил на препятствие, пошел к земле. А краснозвездная машина делает небольшой разворот. Томительно проходят несколько секунд сближения - и новая очередь советского истребителя. Второй вражеский самолет валится на крыло, пуская клубы дыма, переворачивается в воздухе - и вниз. Оставшаяся пара "мессеров", явно ошарашенная дерзкой атакой, не пытаясь даже разобраться в воздушной обстановке, уходит к линии фронта. Наш истребитель пытается их догнать, но те уже далеко.