Команда Бешеного - [47]

— Нет-нет, я только что пришел в себя. Но мне совсем не больно: ты что, снова сделал мне укол?

— Так ты действительно ничего не помнишь? — подозрительно посмотрел на него Михаил.

— Нет, а что? — Взгляд Савелия был настолько искренним, что Михаил покачал головой.

— Я не делал укол, но только что здесь был мой дядя; он возглавляет больницу, в которой есть экспериментальная лаборатория. Им удалось разработать уникальную мазь.

— Чудо-мазь? — улыбнулся Савелий, вспомнив, как его врачевала Варюша, приговаривая: «эта чудо-мазь поставит тебя на ноги в момент, а раны затянутся, как на собаке».

— Я что-то не понимаю, ты придуриваешься, или как? — снова засомневался Михаил. — Ты же все слышал: именно так называл дядя свою мазь!

— Может, и называл, но я слышал это выражение несколько лет назад… — уверенно произнес Савелий. — И ты знаешь, запах здесь стоит такой же, как и от той мази, которой меня смазывала одна чудная девушка. — Неужели такое возможно? Кто она? Как с ней связаться? Познакомь ее с моим дядей! Тебе помогла тогда ее мазь? — Вопросы Михаила сыпались как из рога изобилия.

— Да, в то время меня эта мазь спасла, поставила на ноги… — тихо проговорил Савелий, немного помолчал и с горечью выдохнул: — Нет этой девушки!

— Как нет? Уехала из страны? — растерялся Миша. — Ее нет в живых…

Вдруг Михаил внимательно посмотрел на Савелия и понял: он не должен больше спрашивать об этой девушке. Чтобы как-то прервать тягостную паузу, он весело сказал:

— Не грусти, земляк: перемелется — мука будет! — и хотел еще что-то добавить, но понял, что его веселье оказалось совершенно неуместным, и замолчал.

Савелий же не хотел продолжать эту тему потому, что на него вновь нахлынули воспоминания. Ему было трудно думать об этой удивительной девушке и осознавать, что он уже никогда больше ее не увидит. Какое же это все-таки безысходное слово — НИКОГДА! И как хорошо, что природа компенсировала боль непоправимой утраты памятью! Да, именно память помогает человеку пережить утрату своих близких, любимых, сохраняя их светлый образ. Больно? Да, больно! Больно осознавать, что не сможешь прикоснуться к нежным рукам, ощутить ее дыхание, услышать ее звонкий голос, но… С нежной грустью вспоминаешь ее удивительные руки, слышишь сердцем ее голос… И эти воспоминания бальзамом ложатся на раны и заставляют боль чуть-чуть успокоиться.

Именно это произошло с ним и сейчас: от воспоминаний Савелию стало немного грустно, но эта грусть не вызывала острой боли. Наоборот, перед ним предстал образ Варвары, и был этот образ настолько осязаем, что Савелию показалось: стоит протянуть руку вперед, и он прикоснется к ней. Варвара таинственно улыбалась ему и как бы говорила, что все хорошо, что он скоро поправится и снова ощутит радость жизни. Он взглянул на Михаила.

— Да, этой девушки нет в живых: она покончила с собой. Мир, с которым она столкнулась, был настолько грязен, пошл и жесток, что она не смогла с ним примириться и предпочла уйти из жизни. — Голос Савелия, несмотря на грусть, был спокоен и нежен. — Чтобы понять эту девушку, нужно было прожить с ней рядом некоторое время… — Он хотел еще что-то добавить, но снова посмотрел на парня и почувствовал, что тот вряд ли сможет разобраться в его чувствах.

— Мне кажется, ты ее очень любил, — тихо проговорил Михаил, не глядя в его сторону, словно разговаривая не с ним, а сам с собою.

Савелий не стал отвечать, понимая, что парень и не ждет продолжения разговора. Каждый из них окунулся в свои нахлынувшие вдруг воспоминания, настолько личные, что вряд ли кто-нибудь из них согласился бы впустить в них постороннего. Оставим их на время в покое.

Красавчик-Стив и Хитрован, с благодарностью проводив Аполлинария Константиновича, вернулись в комнату, где, глубокомысленно уставившись в потолок, сидел переводчик Альберт. Обычно на людях Альберт старался контролировать выражение своего лица, и в этом ему помогали утомительные тренировки перед зеркалом, но, оставаясь в одиночестве, он позволял себе немного расслабиться. Так было и сейчас: он настолько ушел в себя, что не заметил, как в комнату вошли Красавчик-Стив и Хитрован. Последний, судя по всему, привык к своему помощнику и никак не отреагировал на увиденное, но Стив был настолько изумлен, что с трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть. Шрам настолько сильно обезображивал лицо Альберта, что становилось жутко. Его выражение напоминало маску смерти, а глаз, мимо которого проходил шрам, выкатывался наружу и зловеще осматривал все вокруг.

«Какая же нужна сила воли, чтобы так натренировать мышцы лица и постоянно скрывать от окружающих эту жуткую маску?» — подумал Красавчик-Стив и с жалостью покачал головой.

— Впечатляет, не правда ли? — усмехнулся Хитрован. — Когда я в первый раз увидел его в таком состоянии, то, в отличие от вас, не смог сдержать эмоций и просто накричал на него.

Альберт никак не среагировал на их появление. Он сидел к ним спиной, и его лицо они увидели в зеркале. Красавчику-Стиву вдруг стало не по себе, словно он застал человека за чем-то неприличным, и он негромко кашлянул. На его глазах Альберт преобразился. Это длилось какие-то секунды: сначала его лицо исказила гримаса боли, потом глаз вернулся на свое место, чуть разгладился шрам, и Альберт медленно повернулся к ним. Заметив, как смотрит на него Красавчик-Стив, Альберт понял, что тот все видел, и с огорчением покачал головой.