Команда Альфа - [92]

И все же море причиняло нам немало неприятностей.

Пищу я добывал с трудом. Мы продвигались очень медленно — я выбился из сил, мои руки настолько ослабли, что едва-едва управляли лодкой.

Замедленную скорость передвижения — если о ней могла вообще идти речь — я возмещал крайней осторожностью.

Подплывая к какому-нибудь маленькому, похожему на необитаемый островку, мы прятались в прибрежных зарослях и только с наступлением ночи продолжали путь.

Любой ценой надо было миновать водную границу Кубы.

Охотиться я не смел даже с помощью ножа или капкана — боялся, что увидят, обнаружат следы. Я ловил жуков, ночных бабочек. Что до крючков, то этого добра хватало в моем снаряжении. Итак, значит, я мог удить рыбу; правда, она не всегда попадалась, и тогда мы голодали, впрочем, с голоду не умирали.

Но на воде мы были жалкими, очень жалкими.

В безбрежном море, где, соблазнительно заигрывая с нами, волны плескались о борт нашей лодки, у нас не было ни глотка питьевой воды. Я жевал припасенные листья деревьев, растирая, заталкивая их в рот Рикардо.

Единственное, что согревало мне душу, — это величиной с портсигар приемничек, который я взял у Хорста, прежде чем спихнуть его в болото. Этот приемник я из предосторожности носил на сердце, берег его как зеницу ока. Только бы сохранить его до моря, а там…

А там вдруг выяснилось, что все напрасно. Приемник не работал. То ли еще у Хорста он испортился, то ли я повредил его, когда с Рикардо на спине, выбившись из сил, свалился в грязь, — не знаю. Факт тот, что, сколько я ни крутил аппарат, ни тряс, ни разбирал, он оставался нем. Ни одного треска не удавалось выжать из него. Раздосадованный, я швырнул приемник в воду, и он, описав большую дугу, исчез в волне.

Неизменно держа курс на юг, я лелеял надежду, что рано или поздно на нас набредет американское военное судно или нашу покачивающуюся на гребнях волн маленькую лодку заметит какой-нибудь летчик морской авиации.

Я составил план и на тот случай, если надежды обманут меня. Правда, этот вариант был довольно рискованный, но за отсутствием другого пришлось остановиться на этом. Я рассчитал по карте, что мы должны еще проплыть на юг двести с лишним миль, потом миль сто на восток, чтобы открытым морем попасть на Ямайку. Меня не случайно манило открытое море: там можно было не бояться кубинских сторожевых судов.

Времени для размышления у меня было вполне достаточно. У раненого Рикардо жар спал — большую службу сослужил в этом крепкий соленый воздух. К нему понемногу возвращалось сознание. Он лежал или покорно садился, если я его усаживал, глаза у него были теперь уже открыты, но в его тусклом взгляде не вспыхивало ни искры сознания.

Я пытался с ним разговаривать. Всячески тормошил его память. Но все было напрасно. Он не проявлял ни к чему никакого интереса.

Меня же мучил вопрос: видел ли он что-нибудь в ту ночь? Или все видел? Поймет ли, догадается ли, придя в полное сознание, что то, что случилось, случилось именно из-за него?

А что, если в его помрачненном мозгу запечатлелось лишь зрелище убийства?..

И снова мелькнула мысль прикончить и его: эту мысль в тревоге перед грозящей опасностью не раз уже подсказывал мне эгоизм. Но, когда я взглянул на это беспомощное подобие человека, на этот живой труп, который я на спине выволок из ада, мне стало стыдно.

«Он уже никогда не будет человеком», — успокоил я себя и тут же решил его не трогать.

Мы долгими днями качались на волнах. То, чего мы избежали в болотах, почти довершило море: томившая нас жажда предвещала гибель. Куда ни глянь — море… море… вода… она дразнила, усугубляя наши мучения.

Рикардо опять бредил. Я сам теперь мог только неподвижно лежать на дне лодки, грести у меня не было уже сил. Я сдался. Я вверил нашу судьбу прихоти воли.

Когда однажды утром в бледно-голубом небе раздался шум мотора, я решил, что это мне мерещится. Зато, когда на горизонте показался самолет, ко мне вернулись силы. Я вскочил и стал неистово размахивать над головой рубашкой. Он должен, должен заметить нас!

И он заметил. Пошел на снижение. Стал кружить над нами. На крыльях отчетливо виднелась пятиконечная белая звезда — военная эмблема Соединенных Штатов.

Я надрывался, кричал изо всех сил. Воображал, дурья моя голова, что эти вопли будут услышаны сквозь рев мотора.

В эти минуты я не способен был здраво мыслить. Сам не знаю почему, но я был уверен, что нас каким-нибудь образом да подберут. Когда же самолет, покружив, повернул назад, предоставив меня и Рикардо морю, я впал в отчаяние.

Потом… потом, примерно спустя час после исчезновения самолета, я заметил вдалеке дымок. Дымок приближался.

С крейсера (конечно, это был крейсер, принадлежавший американским военно-морским силам) спустили шлюпку.

Боже! Что это было за счастье смотреть, как идут, идут твои спасители!

На шлюпке оказался и врач. К тому времени как нас доставили на судно, врач уже произвел предварительный осмотр.

— С вами не будет беды! — сказал он мне. — Отдохнете несколько недель и восстановите силы. А вот с ним… — он рассеянно кивнул в сторону Рикардо. — Воображаю, что вы перенесли! Эта буйная голова, пожалуй, никогда уже не обретет памяти.