Колючка - [4]

К нам снова подходит служанка, доливает сок мне в бокал, хотя тот почти полон, и буквально на мгновение прикасается к моему локтю, давая понять, что я не одна. Улыбнувшись ей, я заставляю себя все-таки попробовать кусочек жаркого.

– Я слышал, – говорит Дэйрилин негромко, – что с этим принцем Кестрином лучше не спорить. Что у него тот еще нрав, особенно когда он чем-то недоволен.

Мне хочется ответить какой-нибудь колкостью, но остроумие подводит. Лучше промолчать, чем дальше напрашиваться на издевки. Поскольку я больше не отвечаю, Дэйрилин отворачивается к даме слева и включается в какой-то спор о южных территориях. Все та же служанка приносит мой любимый мясной пирог, а когда видит, что даже его я не могу осилить, – подкладывает сладкую булочку и как бы невзначай гладит по плечу.

Я снова смотрю на чужеземных воинов. Командир ест понемногу, слегка придерживает рукоять кинжала. Он разглядывает меня неотрывно, без стеснения, будто собирается все про меня понять за один этот вечер. Как бы надолго я ни отводила глаза, поворачиваясь обратно, все равно встречаю этот взгляд. Сомневаюсь, что он пропускает хоть одно мое движение. В конце концов я роняю руки на колени и перестаю даже делать вид, будто ем.

Глава 2

На следующее утро я захожу к матери во время ее облачения ко второму дню встреч с гостями. Наконец отпустив горничных жестом, она принимается рассматривать себя в овальном зеркале, висящем на стене. Обрамленное в серебро, отполированное до блеска, достаточно большое, чтобы вместить все лицо, зеркало это – одна из главных ценностей матери. Она приглаживает и без того искусно уложенные волосы и смотрит мне в глаза сквозь стекло.

– Чему обязана удовольствием лицезреть вас? – вопрошает с прохладной усмешкой, словно бы заметив меня только что.

Я собираюсь с духом:

– Мне хотелось бы уточнить, по какой причине нас навестил король.

– Неужели? – улыбается мать, прикрывая карие глаза. – Наконец пришло в голову спросить?

– Я слышала разное, – стараюсь говорить осторожно.

И если раньше эти слухи еще вызывали сомнения, вчера вечером Дэйрилин все их развеял. Но мне все равно нужно услышать правду от нее. Если честно, я надеялась, что она скажет и без расспросов, но это было наивно.

Мать вздыхает:

– Принцу Кестрину пришла пора жениться. Его отец прибыл, чтобы оценить тебя как невесту.

– Оценить, – повторяю я. – И какова моя ценность?

– Невелика, – отрезает мать. – И это единственное, что пока меня останавливает. Мы не можем понять, почему он вообще выбрал тебя.

Видимо, они подробно обсуждали это с Советом лордов, и даже те не смогли решить, чем же я ценна для короля. От этой мысли по затылку пробегают мурашки.

– Но что же сказал он сам? – спрашиваю я у отвернувшейся матери. – Вы ведь, конечно, говорили обо мне вчера?

Мать сперва молчит с гримасой неприязни, затем все-таки отвечает:

– Он назвал лишь две причины, и ни в одну я не верю.

– И причины эти?

– Во‐первых, что ему нужен был союз за пределами его двора, а именно тебя выбрал сам принц Кестрин. А во‐вторых, – мать ловит мой взгляд, и глаза ее загораются злостью, – что они наслышаны о твоей честности.

– Вот как. – Я тороплюсь сгладить ее гнев, так что спрашиваю: – Но почему бы мог принц выбрать меня?

– Он и не мог.

Я опускаю голову. Наверное, Дэйрилин прав: они просто ищут невесту, о которой никто не станет горевать, погибни она ненароком. Для семьи я всегда была пустым местом, но хотя бы могла пригодиться для скрепления какого-нибудь союза. При дворе Менайи я потеряю даже эту ценность.

– Я надеюсь, что мы достигнем соглашения к завтрашнему дню, – заключает мать. Она прекрасна в рассветных лучах, темные волосы отливают на солнце, гнев уже скрыт, и лицо вновь спокойно. Я не нахожу слов и смотрю на нее с немым вопросом. Завтра? Помолвка? Когда никто даже не понимает, для чего?

– До тех пор не путайся под ногами. – Она снова отворачивается к зеркалу. Я не двигаюсь с места, так что мать повторяет резче, указывая на дверь: – Иди же. Мне сейчас хватает забот и без тебя. И не заговаривай с королем, если этого можно избежать. Ни к чему ему лишний раз убеждаться в том, какая ты простушка.

Я молча выхожу. Какое-то время стою в коридоре, размышляя об еще одном дне взаперти в спальне, и направляюсь к конюшням. Раз мать требует уйти с глаз долой, мой долг – подчиниться.

Редна быстро седлает для меня Желудя.

– Брат уже искал тебя здесь, – говорит тихо, чтобы не услышали менайские солдаты, которые чистят своих скакунов в другой стороне конюшни. – Лучше езжай поскорее.

– И на целый день, – соглашаюсь я.

– Там у тебя в седельных сумках сухофрукты и фляга с водой.

Я благодарно улыбаюсь. Редна треплет меня по плечу и передает поводья.

Я выезжаю из городка в сторону леса и веду Желудя быстрой рысью, пока дорога не сменяется узкими тропками. Деревья здесь растут далеко друг от друга, еще по-летнему яркое солнце обсыпало пятнами землю, усеянную листвой. Я еду в лощину, по которой мы с Желудем часто гуляем.

Сбежав так поспешно, не прихватив ни книгу, ни вышивку, я осталась без дела на весь день; не видно вокруг и целебных трав, которые я иногда собираю для нашей знахарки под деревьями и на полянках. Поэтому я просто сижу на прогретом камне, слушаю, как тихо жужжат вокруг насекомые и машет хвостом пасущийся рядом Желудь, и думаю о короле, его сыне и словах матери.