Колыбельная - [73]

— Как знать, Реми, — улыбается она мне. — Любовь непредсказуема. Бывает, знаешь мужчину много лет, а потом однажды — бах! — внезапно видишь его в другом свете. А бывает, влюбляешься в первое же свидание, в первое же мгновение. И это замечательно.

— Я не собираюсь влюбляться в него. Это просто свидание.

— Барбара! — кричит Дон. — Куда ты дела мои запонки?

— Дорогой, — снова оборачивается мама, — я не трогала твоих запонок. — Некоторое время она так и сидит, ожидая ответа, но Дон молчит, и, пожав плечами, мама поворачивается ко мне.

— Боже, — понижаю я голос, — не представляю, как ты терпишь его.

Улыбнувшись, мама протягивает руку и убирает волосы с моего лица.

— Он не так уж и плох.

— Он великовозрастное дитя, — отвечаю я. — Чего только его «Эншур»[20] стоит. Я бы с ним сошла с ума.

— Может быть, — соглашается она. — Но я люблю Дона. Он хороший человек и добр ко мне. Не бывает идеальных отношений. Всегда приходится в чем-то идти на уступки, искать компромисс, отказываться от чего-то, чтобы получить что-то намного лучшее. Да, некоторыми своими привычками Дон действует мне на нервы, но я уверена, что и у меня таких хватает.

— Ты хотя бы ведешь себя как зрелый человек, — замечаю я, зная, что немного кривлю душой. — Он даже одеться сам не может.

— Но, — продолжает мама, не обращая внимания на мои слова, — наша любовь друг к другу больше чем эти мелкие различия. И это самое главное. Если представить себе круговую диаграмму, то любовь в отношениях должна заниматься большую ее часть. Любовь заглаживает и восполняет очень многое, Реми.

— Любовь — обман, — говорю я, выводя солонкой по столу круги.

— Нет, милая, нет! — Мама берет меня за руку и мягко сжимает пальцы. — Ты же не думаешь так на самом деле?

Я передергиваю плечами.

— В обратном меня никто не убедил.

— Ох, Реми. — Мама поднимает мою ладонь. Ее пальцы меньше и прохладнее моих, с ярко-розовыми ноготками. — Как ты можешь такое говорить?

Я просто смотрю на нее. Одну, две, три секунды. И тут она, наконец, понимает.

— Ах вот в чем дело. — Она выпускает мою руку. — То, что я несколько раз выходила замуж и мои браки распадались, совсем не значит, что я на них только время потеряла. Я провела замечательные годы с твоим отцом, Реми, и самое прекрасное, что осталось у меня после них — ты и Крис. Четыре года с Гарольдом тоже были чудесными. И даже с Мартином и Уином я большую часть времени была счастлива.

— Но все эти отношения закончились. Все! — говорю я. — Они не удались.

— Кто-то может сказать и так. — Мама складывает руки на коленях и на секунду задумывается. — Но лично я думаю, что было бы гораздо хуже все это время оставаться в одиночестве. Конечно, тем самым я бы защитила свое сердце, но разве так было бы лучше? Неужели лучше держать всех на расстоянии, боясь, что отношения могут оборваться?

— Может и лучше, — отвечаю я, подцепляя пальцами угол стола. — Потому что так ты будешь в безопасности. Судьба твоего сердца в твоих руках, и никто другой права на него не имеет.

Мама некоторое время обдумывает это, затем говорит:

— Что ж, это правда, что мне порой причиняли боль. Небольшую. Но правда и в том, что я любила и была любима. И это перевешивает все остальное. Если представить мою жизнь в виде круговой диаграммы, которую я уже упоминала, то, оглядываясь назад, я вижу, что почти всю ее часть занимает любовь. Проблемы, разводы, грусть… они тоже в ней есть, но это лишь тоненькие полоски на ней, крохотные кусочки.

— Я просто считаю, что нужно себя защищать. Нельзя забывать о себе, думая о других.

— Нельзя, — печально соглашается мама. — Но то, что ты не подпускаешь к себе людей и отказываешь себе в любви, не делает тебя сильной. Наоборот, это делает тебя слабой. Ведь ты поступаешь так, потому что боишься.

— Боюсь чего? — спрашиваю я.

— Рискнуть, — просто отвечает мама. — Отпустить себя и отдаться любви. Ведь вся жизнь состоит из риска, Реми. Слишком сильно бояться, чтобы даже попробовать — значит, тратить жизнь впустую. Я сделала кучу ошибок, но ни о чем не жалею, потому что не простояла всю свою жизнь в сторонке, размышляя о том, как бы могла ее прожить.

Я сижу, не зная, что сказать. Я вдруг поняла, что зря жалела маму. Все эти годы я жалела ее из-за неудавшихся браков, принимая все ее попытки устроить личную жизнь за величайшую слабость и не осознавая, что она видит все совершенно иначе. По ее мнению, то, что я оттолкнула Декстера, показывает мою слабость, а не силу.

— Барбара, мы должны быть там через десять минут, так что давай… — появляется в дверях Дон со съехавшим на бок галстуком и переброшенным через руку пиджаком. Он замолкает, увидев меня. — О, Реми. Привет.

— Привет, — отвечаю я.

— Посмотри на свой галстук, — говорит мама, вставая. Она подходит к нему, приглаживает ладонями перед рубашки и, поправив галстук, затягивает на нем узел потуже. — Вот. Теперь все хорошо.

— Нам пора. — Дон целует ее в лоб, и она отступает. — Джианни ненавидит ждать.

— Тогда идем, — соглашается мама. — Реми, милая, чудесного тебе вечера. И подумай о том, что я тебе сказала.

— Хорошо. Вы тоже повеселитесь.

Я встаю из-за стола. Дон направляется к машине с ключами в руке, а мама подходит ко мне и кладет ладони мне на плечи.