Колыбельная Ангела-Хранителя - [9]

Мы не разлучались ни на минуту. Отсутствие привычных удобств нас не смущало. Нет водопровода? Мы носили воду из ручья, грели над огнём камина и мылись в корыте, которое отгораживали ширмой. Нет газового освещения? У нас были свечи, но мы не пользовались ими, поскольку, как оказалось, вампиры могут видеть в темноте настолько хорошо, что я спокойно читала, даже когда в камине — единственном источнике света, — оставались лишь тлеющие угольки. Кстати, дров для камина было — завались, мы же в лесу, а нарубить дров для Спенсера было — что для обычного человека прутиков наломать, столько же сил тратилось. Ну а готовить нам вообще не нужно было.

Единственное, что меня огорчало — Спенсер больше не спал со мной, ложился на диван. А мне так понравилось спать в тот раз, когда он был рядом, я даже могла представлять, что мы — муж и жена. Но зато теперь он часто целовал меня в лоб, и когда мы сидели у камина по вечерам — обнимал за плечи и прижимал к себе. И мне становилось так приятно и уютно, и сердце замирало, а потом стучало быстро-быстро, и я теперь могла слышать, что и его сердце тоже так себя вело. Может быть, он тоже перестал видеть во мне ребёнка и тоже начал что-то ко мне испытывать?

Мы вернулись домой за три недели до Рождества. Слуги радовались моему выздоровлению, искренне поздравляли меня. В дом зачастила модистка — мне готовили новый гардероб, потому что Спенсер планировал вывести меня в свет, и всякие рождественские приёмы и балы идеально, по его мнению, подходили для этого. А мне ничего этого не хотелось, я немного боялась выходов в свет, ещё помнила взгляды людей, когда Спенсер нёс меня по фойе театра. И вообще — я простая девушка из маленького городка в штате Монтана, мне не хотелось балов, мне просто хотелось, чтобы Спенсер был рядом.

* * *

Первая неделя пролетела незаметно, один раз мы сбегали на охоту — с нашей скоростью нам вполне хватило ночи, чтобы найти себе пищу в лесах в окрестностях Чикаго. Спенсер обещал, что у нас будут и более долгие поездки, но сейчас это выглядело бы странно, и я согласилась с ним.

Мне привезли первые готовые платья, и, по просьбе Спенсера, я надела одно из них, бальное, невероятно красивое, светло-голубое с белыми кружевами. Глядя в зеркало на прекрасное видение, я вздохнула:

— Зачем мне бальное платье, если я и танцевать-то не умею!

— Ты научишься, поверь. Это люди учатся танцевать месяцами, тебе достаточно будет одного урока. Такова одна из наших способностей. Просто следуй за мной. Раз-два-три, раз-два-три…

И он закружил меня по комнате, продолжая считать. К моему удивлению, мои ноги словно бы сами следовали за ним, я легко двигалась в ритме вальса, ни разу не споткнувшись и не сбившись с ритма, хотя танцевала его впервые в жизни.

Какое-то время мы танцевали, потом остановились, но Спенсер продолжал удерживать меня в объятиях, глядя на меня странно потемневшим взглядом.

— Ты так прекрасна, — прошептал он. — Мужчины будут драться за право потанцевать с тобой.

— Мне не нужны другие мужчины, — так же шёпотом и так же, не отрывая от него глаз, ответила я. — Мне нужен только ты!

— Айрис, моя Айрис! — Спенсер медленно наклонился, и его губы нежно-нежно коснулись моих.

Какое-то время мы стояли и целовались. Я, следуя какому-то инстинкту, повторяла за Спенсером все движения губ, и это было так приятно, и сердце моё снова замерло, а потом застучало быстро-быстро, и его сердце билось в унисон с моим.

— Моя Айрис, моя дорогая, любимая девочка, — шептал он, оторвавшись от моих губ. — Я люблю тебя, я так давно тебя люблю!

Я не верила своим ушам, моя самая невероятная мечта сбылась, Спенсер любит меня, любит! Мне хотелось петь и прыгать так, чтобы штукатурка осыпалась с потолка, но я лишь прижалась к нему крепче и ответила:

— Я тоже люблю тебя, Спенсер.

Немного позже, когда, вдоволь нацеловавшись, мы сидели, обнявшись, у камина в гостиной — бальное платье я сменила на обычное, домашнее, — Спенсер объяснил, почему вначале держался так отстранённо:

— Я не мог иначе. Я не имел права даже мечтать о тебе, потому что хотел, чтобы у тебя была нормальная жизнь — семья, дети. И хотя моё сердце разрывалось от боли, когда я представлял тебя в объятиях другого, я бы отошёл в сторону, лишь бы ты была счастлива. Но даже всех моих сил и денег оказалось недостаточно, чтобы дать тебе нормальную, человеческую жизнь, хотя я старался, видит бог, я старался. Я до последнего надеялся, что даже если ты и не встанешь на ноги, всё равно найдётся тот, кто полюбит тебя так же сильно, как я. Для кого будет не важно, что твоя нога искалечена, он полюбит тебя саму, ты же такая красивая, умная, солнечная девочка, ты озарила бы жизнь любого. Но эти глупцы не видели дальше собственного носа. Ты не права — я тоже видел, как они на тебя смотрят. Поэтому, когда я вернулся с охоты и застал тебя рыдающей от отчаяния, то понял, что не стоит ждать чуда, оно не произойдёт. Зато это дало надежду мне — я с чистой совестью мог обратить тебя, любить тебя, сделать тебя своей. Моя Айрис, только моя!

— Ты поэтому вёл себя со мной, как с ребёнком?