Колыбель человечества - [25]

— Много. От больших, как собаки, до крошечных, как… Как мой кулак, что ли.

— Значит, живо племя, появившееся от нечистого союза женщин племени четвероруких с самцами племени «ночного голоса» — волками. Но говори дальше.

— Нет, мудрый: очередь за тобою! — отозвался Макс.

«Единый великий», помолчав, заговорил:

— Итак, «дети света» обитали там, где была колыбель рода человеческого. То есть здесь. Но тогда эта страна была раем земным. Тогда здесь текли теплые воды, и кишели они рыбами, и высились могучие леса, и полны они были зверьем. А по воздуху носились разные птицы, но не те птицы, которых знаем мы, потомки «детей света», потомки «первого» и его подруги, Ады, а страшные чудовища: птица с зубами, птица-лягушка, птица-ящерица…

Много тысячелетий жили на земле, здесь, в теперешнем краю холода, бывшем тогда «страной тепла», потомки «первого». Но настал момент, когда изменились здесь первобытные условия жизни, покрылась земля покровом снегов и льдов, погибли леса, исчезли звери. И наступил тогда период «великого голода». Но потомки «первого» знали, что это временное испытание, временная победа Ар-Има-ни над Индрой, светозарным, и что кару неба надо переносить безропотно.

Однако в их же среде Ар-Имани сеял ядовитое семя греха гордости, непокорности. И вот известная часть соблазненных ушла из этих краев.

Ты видел, сын мой, развалины города у подножья холмов?

— Видел, — кивнул головой внимательно слушавший речь «великого единого» Макс Грубер.

— Но ты не видел других мертвых городов нашей земли, а их десятки, сотни… Мы в центре архипелага больших и малых островов. И только на трех из них сохранилась жизнь: там, где уцелели жалкие, вырождающиеся потомки отверженцев, те, среди которых одна женщина является женой всех братьев первого своего супруга…

— Полиандрия? — удивился Макс Грубер. — Она сохранилась у некоторых горных племен там, далеко отсюда, в дебрях Индии.

— Значит, «мужья одной жены» не погибли в дни странствования… — задумчиво сказал старик. — Они тоже ушли с теми, мятежными…

Но дальше. И вот на другом острове живет изнеженное племя тех, среди которых один муж имеет семь и больше жен.

— Полигамия. В Индии, да и везде, где царит ислам, многоженство — обычный институт и теперь.

— Слушай дальше. Я устал. Мне тяжело говорить. Итак, нашлись мятежные. Сначала их было мало, и их постигала «смерть от земного огня» по приговору «семи мудрых». Но потом мятеж зажег огнем сердца почти всех, и верные закону отцов потонули в море мятежных, и многих верных постигла смерть от вечного огня, хотя праведны были их души и чисты их сердца.

— Но чем же закончилось?

— Погоди, не перебивай течения моих мыслей, пришелец! Чем кончилось? Тем, что мятежные покинули нашу землю, испугавшись холода, ушли. Куда? Они говорили — туда, где нет «дня Индры» и нет «ночи Ар-Имани» и где нет «небесных колес», вращающихся около оси, которую держит в руках могучий Индра…

— Круговое вращение созвездий вокруг звезды Альфа из созвездия Дракона! — чуть не закричал Макс. — Это — то, о чем твердит ученым индус Тилак, давая научное объяснение Ведам и Зенд-Авесте… Дальше, старик!

— И они взяли с собою жен, детей, домашних животных, и они покинули, они покинули родную землю! — чуть не рыдая, промолвил «великий единый».

— И вы, «Мэру», не знаете, что сталось с ними? — задал вопрос Макс.

— Мы думали, их постигла заслуженная участь: они погибли. Но были и сомнения, да, были сомнения. Были явления, который указывали, что где-то, за доступными нам пределами, все же существуют однородные с нами существа.

— Кто-нибудь приходил сюда? Объяснялся с вами? Го-воил вам о другой жизни? Говори же, старик!

— Ты — первый. Ты — единственный на протяжении двадцати тысяч лет! — шепотом сказал старец.

Наступило молчание. Макс Грубер дышал тяжело и неровно. Дыхания старика не было слышно, и глаза его померкли. Казалось, догорел огонь жизни и погасла последняя искорка пламени, оживлявшего это дряхлое тело…

Но несколько минут спустя «великий единый» заговорил снова:

— Когда они, мятежные, ищущие, грешные, покидали край, где была колыбель человечества, все, кто оставался тут, верные заветам богов, поклялись:

— Кто ушел, тому нет возврата. Кто вернется, тому смерть, дважды, трижды смерть.

— Это жестоко!

— Но это справедливо. Те, которые ушли и потом вернулись, что они могли принести с собой, скажи, о, пришелец?

Пусть они раскаялись, пришли к нашему порогу, как приходит «домашний волк», собака, лизать руку разгневанного хозяина. Но «совет мудрых» давно выяснил, что оставшийся в нашем распоряжении край может прокормить лишь определенное количество людей. И разве мы должны отдавать детям грешных тот хлеб, который нужен нашим потомкам, детям оставшихся верными этой святой земле?

Этого мало: где были, что узнали, что видели ушедшие? Мы не знаем. Может быть, они забыли Индру, они поклоняются другим богам, ложным богам, и, может быть, их приведет сюда Ар-Имани, чтобы навлечь гнев Индры на последних потомков «первого», еще сохранивших во всей чистоте веру отцов? И, может быть, эти пришедшие, рассказывая о виденном, об узнанном ими, о том, что в уши их нашептал Ар-Имани, вновь произведут соблазн в среде верных?