Колыбель человечества - [24]

По словам Макса, «день бога Индры» — это попросту шесть летних месяцев полярного года, а «ночь Имани» — шесть зимних. А в общем, значит, говоря человеческим языком, в «мужи совета» могли попасть только семидесятипятилетние старички. Вот и все.

Затем имелся еще «великий единый».

Какова, собственно, была его роль, ни я, ни даже Макс не могли понять.

Могу сказать только одно, что мы видели этого «великого единого», и я до смерти не забуду того мгновения, когда это было. Он жил всего в двух шагах от центрального зала, и дверь, которая вела в его покой, скрывалась в тени той самой странной статуи, которой поклонялись «дети света» в храме.

Как-то нас попросту повели туда, всех четырех, вероятно, показать «великому единому».

Его камера была невелика по сравнению с центральным залом и даже многими жилыми помещениями, но все же значительно больше, например, любой комнаты блокгауза коменданта форта Гуд-Хоп. Там был овальный потолок, выкрашенный темно-синей краской, а на потолке, должно быть, несколько сот маленьких лампочек различного размера и различной степени яркости. Иные чуть мерцали, другие горели ярко, как маленькие солнца. И я сразу заметил, что эти лампочки были распределены точь-в-точь так, как в период полярной зимы расположены на небе звезды, все вокруг Полярной звездочки.

Других ламп в комнате «великого единого» не было, но света «звезд» было вполне достаточно, чтобы различать украшавшие стены рисунки и самого «великого единого», казавшегося не живым человеком, а какой-то фантастической древней статуей.

Должно быть, он был неимоверно, сказочно стар. Про себя я подумал, что он еще старше, чем знаменитый «Го-ку-ру», сахем племени гуронов, о котором говорили, что ему полтораста лет. У «великого единого» была уже не белая, а желтоватая борода в добрый метр длиной, которая волнистыми прядями лежала на его коленях, закрывая от взоров тонкую морщинистую шею и грудь.

Были бескровны тощие, костлявые руки с длинными пальцами, и ни единой кровинки не было в пергаментном лице. Но зато буквально сверкали, как звезды, его очи. Казалось, вся жизнь этого организма сосредоточилась в этих глазах.

Поглядев на нас поочередно, он сделал рукой какой-то знак, и моментально из комнаты исчез приведший нас сюда эскорт.

Тогда «великий единый» заговорил, обращаясь к Максу. И странен был его словно из-за могилы звучавший голос.

— Мне сказали, — говорил он, — что ты говоришь на языке «детей света». Может быть, ты посланец «тех, которые ушли, и хотят, но не смеют вернуться?» Открой мне твою тайну. У этих стен нет ушей, и с этого свода глядят не людские очи, а вечные звезды, и то, что ты скажешь, не будет знать никто.

«Они — те, которые ушли на юг, покинули «колыбель человечества», поняли свою роковую ошибку, поняли, что их ввели в соблазн и заблуждение? Они вернулись бы сюда, но боятся, что их постигнет суровый приговор по «закону вечного огня»? Говори же!

— Я плохо понимаю, что, собственно, ты, о, мудрый, хочешь узнать от меня! — ответил Макс. — Очевидно, между нами происходит какое-то недоразумение. Я отвечу на все твои вопросы, не утаивая ничего. Но раньше ты сам должен посвятить меня в кое-какие тайны.

Начнем с того, кого это вы, «Мэру», крестите именем ушедших? Когда, почему они ушли? Что с ними сталось? Где они находятся? Почему ты думаешь, что мы их посланцы или их соглядатаи?

Старик поник в раздумье своей седой головой, потом поднял скорбный взор на Макса.

— Мне трудно говорить, — отозвался он. — Застыла кровь в жилах моих, но не от холода, а от дряхлости. Почти не бьется мое дряхлое сердце. Мысли в мозгу не рождаются такими ясными и светлыми, как в былые годы… И… и я почти забыл язык людей, потому что я уже все сказал в жизни…

Но я попытаюсь говорить, а ты слушай внимательно, чтобы не утруждать меня излишними вопросами.

Кто «люди света»? Потомки «первого», созданного из тени бога Индры и мысли бога Индры. Прямые потомки, кровь которых никогда не смешивалась с кровью существ, похожих на человека, но покрытых шерстью, могущих ходить на четырех ногах или руках. Ты знаешь, о ком я говорю?

— Догадываюсь: об обезьянах.

— Да, о тех, которых родила тень бога мрака Имани и его черная мысль в насмешку над богом Индрой, и которые перестали существовать на земле, когда на страну «детей света» нахлынули волны холода и надвинулись вечные льды.

— Как это перестали существовать? — не выдержал Макс.

— Или мы попросту не понимаем друг друга, или… Да, ты ведь не можешь этого знать. Но те, кого, по-твоему, сотворил бог Имани, они существуют и теперь. Их не так много, как людей, но все же…

— И они по-прежнему ведут войну с человеком?

— Н-ну, этого нельзя сказать, мудрый. Видишь, трудно тебе объяснить. Но я скажу: в немногих дебрях земного шара…

— Земля не шар, а походит на блюдце.

— Не будем спорить. Итак, в иных дебрях земли еще водится свирепый орангутанг…

— У-танг. Так звали древние вождей племени четвероруких, своих врагов.

— Да. Но с каждым годом эта опасная порода, загнанная в глушь, вымирает, и близок день, когда она прекратит свое существование.

— Есть и другие породы «детей Имани»?