Колумбы российских древностей - [56]

Таким образом, подавляющую часть книжной продукции кружка составляет историческая литература (около 85 %). За время деятельности кружка в России с 1811 г. вышло всего около 150 названий книг исторического содержания по истории до XVIII в. (без учебников, сборников исторических анекдотов, похвальных слов и переизданий книг XVIII в.). Около трети их составляют издания кружка. По темпам издания исторической литературы кружок был близок к издательской деятельности Новикова, который за 20 лет сумел напечатать 72 книги по русской и всемирной истории[198]. Эта преемственность деятельности кружка в свое время была отмечена еще Н. Ф. Гарелиным. «Единственным достойным предшественником Румянцева в области исторических изданий — как по ширине интересов, так и по количеству опубликованного материала — является Новиков; недаром Румянцев предполагал одно время издавать накопившиеся у него материалы в форме продолжения „Древней российской Вивлиофики“», — писал он[199].

В целом стабильным и близким к новиковским оказался и тираж изданий кружка. По большинству напечатанных книг данные о тиражах отсутствуют, но могут быть приблизительно установлены. Косвенным показателем тиражей является формат изданий. «Собрание государственных грамот и договоров» форматом в лист, печаталось тиражом до 1200 экземпляров; книги форматом в малый лист, а также в четверку — выходили в количестве 600 экземпляров; наконец издания, форматом в восьмую долю листа издавались тиражом 300 экземпляров. Средний тираж новиковских изданий составлял 300–700 экземпляров, а иногда доходил до нескольких тысяч экземпляров[200].

Учитывая количество румянцевских изданий и тираж каждого из них, можно подсчитать, что приблизительно тираж печатной продукции кружка составил около 20 тысяч экземпляров. Эта цифра не включает переиздания некоторых книг («Сборник Кирши Данилова» и «Судебники»), осуществленные во второй половине XIX в., а также «оттиски».

Деятельность Румянцевского кружка по изданию книг развернулась в период откровенного преследования образованности и просвещения, обскурантизма и цензурных гонений. Научный характер книг, подготовленных сотрудниками Румянцева, нередко шел вразрез с существовавшими цензурными установками. Характерен пример с одной из работ Болховитинова. В 1812 г. он представил для печатания в Российскую академию исследование о славянском переводе священного писания, представлявшее собой попытку текстологического анализа. Однако рецензенты из Академии нашли в работе «неосновательные рассказы иностранцев», опровержение свидетельства Нестора о времени перевода священных книг с греческого на славянский язык. Приведенные автором «разноречия славянских списков священного писания» вызвали боязнь членов Академии: «От таковых разноречий, частию сделавшихся известными, и без того много шуму в народе». Переданное в духовную цензуру, исследование Болховитинова так и не было напечатано[201].

Из всех изданий кружка только «Собрание государственных грамот и договоров» не подлежало цензурной проверке. Все остальные книги в той или иной степени подверглись цензурным преследованиям. В «Памятниках российской словесности» цензура исключила несколько интересных мест из сочинения древнерусского математика Кирика, в «Белорусском архиве» — три папские буллы по униатскому вопросу, в «Судебниках» — соборное определение 1503 г. о священниках. В духовной цензуре был похоронен труд Григоровича о белорусской церковной иерархии. По причине «неприязненности церкви нашей» остался неизданным перевод трехтомного исследования Стебельского о святой Евфросинии. Цензурные рогатки встали перед широко задуманным членами кружка изданием сочинений иностранных путешественников, побывавших в России.

В 1820 г. кружок представил в духовную цензуру русский перевод книги Коцебу «Свидригайло», подготовленный Нестеровичем по заданию Румянцева. Несмотря на положительные отзывы Круга, Карамзина и будущего митрополита Филарета, цензура запретила печатание приложенных к исследованию Коцебу папских булл.

Румянцев в письме к министру духовных дел и народного просвещения Голицыну просил «отвратить… цензурою причиненную печаль» в связи с этой книгой, упомянув, что и в Казани задерживается еще одно издание кружка — сочинение Абулгази. В ответ на запрос Голицына Магницкий, ссылаясь на русский перевод Абулгази, представленный в совет Казанского университета, доносил, что публикация «принадлежит не столько к книгам историческим, сколько к тем, кои косвенным образом нападают на библию». По просьбе Румянцева дело об издании этих книг было доведено до сведения Александра I. Тот разрешил печатание Абулгази, а относительно труда Коцебу предложил вновь «посоветоваться с Карамзиным»[202]. Лишь после смерти Румянцева книга о Свидригайло вместе с переводом папских булл увидела свет[203].

В печатной книге сотрудники Румянцева видели наиболее совершенный способ распространения и пропаганды своих научных открытий. Члены Румянцевского кружка создали оригинальный тип научно-исторических изданий, превзошедший лучшие образцы русской исторической книги XVIII в. и оказавший большое влияние на издания последующего времени.