Колумбы российских древностей - [35]
Большое значение имели разыскания Берха и Калестинова наскальных изображений по берегам рек Тагила, Лобви и Чусовой. Позже на средства Румянцева некоторые наскальные памятники, собранные ранее в Сибири Г. И. Спасским, были опубликованы с комментариями на латинском языке[104].
В 1824 г. Румянцев обратился к генерал-губернатору Западной Сибири П. М. Капцевичу с просьбой помочь в организации разысканий древностей. Тот дал соответствующие распоряжения тобольскому и томскому гражданским губернаторам и управляющему Омской областью, будущему генерал-губернатору и командующему войсками Восточной Сибири С. Б. Броневскому.
Это совпало с военной экспедицией С. Б. Броневского по Баян-Аульским и Каркаралинским степям. По пути от Омска до Аягуза тот тщательно описал исторические достопримечательности, попадавшиеся во время похода, в частности на реках Конге и Нуре, приобрел для графа несколько древних вещей. В письмах к Румянцеву Броневский впервые описал знаменитый Кзылкенчский замок, а также памятники, в настоящее время не сохранившиеся. По поручению Румянцева он проводил раскопки в Кентских горах и в других местах. В 1825 г. Броневский вместе со своими солдатами вскрыл курган «от гор Каркаменских в северо-западную сторону, примерно в 150-ти верстах расстояния между сопкой, именуемой Чечен — горы и речки Малой Нуры, от первой на восточную сторону в 3-х верстах, а последней на левом берегу в 100 саженях на открытом, имеющем малую плоскую возвышенность месте, под именем бугра». Присланное Румянцеву описание раскопок свидетельствует об их тщательности и квалифицированности: замерены и зарисованы высота холма, окружность, внутренность раскопа, предметы и их расположение. Найденные здесь «каменное подножие, золотое украшение и серьги малахитовые» были отправлены Румянцеву. В ответ тот предложил Броневскому составить смету расходов, приобрести необходимый инструмент и нанять людей для дальнейших раскопок в этом районе. Их осуществление, однако, встретило запрет со стороны Капцевича, сославшегося на «еще не совершенно утвердившееся управление российское в здешнем крае». С помощью казаков Броневский произвел лишь несколько раскопок в тех местах, «кои скрыты от взоров киргизцев»[105].
Со временем археологические разыскания кружка все более подчинялись решению определенных исторических проблем, причем в процессе изучения, например, вещественных памятников совершенствовались специальные методы их анализа. Это был неизбежный процесс развития исторической науки, и в деятельности кружка он находил отражение независимо от того, какие цели первоначально ставили по отношению к этим памятникам сотрудники графа.
Характерен в этом смысле такой пример. Из сочинения Т. С. Мальгина «Зерцало российских государей» Румянцев узнал о существовании в районе Орши камня с загадочной надписью о молитвенной помощи некому Василию Рогволоду (1171 г.). Имя Рогволода издавна существовало в роду полоцких князей. Об его основателе летопись сообщает как о князе варяжского происхождения. Было естественным предположить, что под камнем захоронен один из потомков варяжского князя. Через Канкрина и местных жителей Румянцев предпринял разыскания этого камня. «Многолетние, часто повторительные домогательства» завершились, наконец, находкой и копированием надписи. Сделал это ректор оршанской иезуитской коллегии Дезидерий Ришардот. В процессе поисков в районе рек Двины и Дисны были обнаружены еще четыре камня, находившиеся почти на равном расстоянии друг от друга и с подобными, но более древними заклинательными надписями. Порядок расположения и явная символика камней сразу же поставили под сомнение существовавшее до этого представление о них как об обычных надгробиях. Члены кружка первыми поставили вопрос о назначении этих археологических памятников.
Уже Канкрин был уверен в том, что они служили в древности «знаком или владения или для истребления языческого суеверия». В дальнейшем с этим согласились и другие члены кружка. Камни неожиданно осветили важную историческую проблему, показав живучесть еще в XII–XIII вв. (именно к этому времени они относились) языческих верований. В настоящее время признано, что их создание связано с языческими молениями во время страшных голодов, постигших Полоцкое княжество в XII в.[106]
По ходатайству Румянцева правительство приняло решение об их сохранении — в это время шли работы по улучшению судоходства в руслах рек, где находились памятники, и им грозило уничтожение.
С открытием оршанских камней в научный оборот вводился один из древнейших русских эпиграфических источников. Изучение их и подобных памятников продолжило изыскания, положенные в XVIII в. открытием и исследованием Тмутараканского камня с русской надписью XI в. Поиски древнейших русских надписей для кружка становятся самостоятельной задачей. Некоторые из сотрудников Румянцева полагали, что их скорее всего можно обнаружить в местах древнерусских погребений. Правда, Карамзин решительно заявил об отсутствии на Руси, по крайней мере до XVI в., самого обычая захоронения с надгробными надписями, но Румянцев упорно давал задания своим сотрудникам разыскивать «надгробные камни с точным означением какого-либо древнего года, именно который бы предшествовал самому началу XVI века». Такие поиски были проведены по всему течению Дисны, Двины, Альбы, Шосны (Шлиссельбургский уезд), в районах Полоцка, Орши, Переяславля, Смоленска, Новгорода и в других местах.
