Колумбы российские - [34]

Только к весне наметился прогресс в новом русском селении Михайловском. Страшно гордился Баранов, что вырвался наконец из морского окружения на Кадьяке и построил крепость гораздо южнее, а главное — в непосредственной близости к материку. Остров Ситка, в сущности, был уже частью Американского материка. Несколько островов архипелага с островом Ситка разделялись небольшими узкими проливами и отсюда нетрудно было добраться на байдарках и до самого материка.

Еще весной заметил Баранов, что подходили к острову английские и американские корабли. Люди поражались, видя на берегу русских и построенную ими крепость. Поспешно ретировались, когда Баранов грозил им применить силу. Знал он, что неспроста приходили корабли. Выменивать меха пришли они у туземцев, на землях владений компании, управлял которой Баранов. Слышал Баранов от случайных индейцев, что корабли давали в обмен за меха ружья, порох и другие огнестрельные принадлежности, то есть то, что Барановым было строго настрого запрещено. Слишком много было там индейцев, слишком опасны были они со своими стрелами и луками, чтобы еще и огнестрельное оружие давать им в руки. Грозил Баранов капитанам кораблей, что будет ловить чинов их команды и в цепях отправлять в Сибирь для суда, если застанет их, выменивающих оружие на меха.

К маю большинство построек, хотя и временного типа, были закончены. Вдоль высокой ограды форта располагалось двухэтажное здание, из окон второго этажа которого были хорошо видны подходы к форту. В случае необходимости можно было отстреливаться от нападавших из этих окон. По концам здания высились две защитные башни. Внутри форта построены добротная баня, да казарма для алеутов-партовщиков, — Баранов называл ее балаганом.

В мае, когда форт прочно встал на ноги, Баранов решил отправиться обратно на Кадьяк. Оставил в Михайловском гарнизон в 25 русских и 55 алеутов-партовщиков. Начальником назначил смышленого Медведникова, а старостой, в помощники ему, поставил Наквасина. Оба, и Медведников и Наквасин, были старыми, опытными промышленными, и на них Баранов мог смело положиться.

Болит сердце у Баранова: как-то там на Кадьяке справляется молодой его помощник Кусков. Сам знает, что ему нелегко, — нет управы на мореходов благородных, да и монахи злобствуют. Нет, скорей надо возвращаться. Собрался быстро. Дал несколько отеческих советов остающимся:

— Не мне говорить вам, — обратился он к Медведникову и Наквасину, — что делать и как себя вести. Хорошие дни настали. Трудное позади. Обстраивайтесь. Стройте постоянные помещения на место временных. Вернусь через год, переведу сюда главную контору, хочу, чтоб помещений хватало на всех.

8

Вернулся Баранов на Кадьяк и сразу же попал в осиное гнездо. Он увидел, что недаром, находясь на Ситке, болел сердцем за свою колонию на Кадьяке. Кускова он нашел в состоянии полного отчаяния. Хотя тот и заменял Баранова, но, как Баранов и предполагал, ни мореходы, ни монахи с ним не считались. Только промышленных и алеутов он еще мог держать в подчинении, да и это становилось делать все труднее.

Как ни устал Баранов от своего тяжелого похода с Ситки, он долго держал Кускова в своей конторе, если так можно было назвать его хибарку. Далеко за полночь засиделись два пионера русского дела. Кусков подробно доложил своему шефу о положении дел.

— Прямо скажу, Александр Андреевич, не гневайся, но большая часть служащих здесь совершенно меня не признавали и действовали самовластно.

— Кто, мореходы, что ль?

— Да не только они, но и монахи.

У Баранова заходили желваки. Опять, как и всегда, как только он слышал что-нибудь неприятное, узнавал о новом несчастье, постигшем колонию, только сильнее стискивал зубы. Казалось, сожми он свои челюсти сильнее, и рассыпятся его зубы в порошок.

Лицо принимало выражение свирепого бульдога, готового схватить противника мертвой хваткой.

Отлила кровь от головы, отошел немного Баранов и только спросил:

— Еще что-либо случилось?

— Да вот, как вернулась из похода на Ситку промысловая партия, так сладу с ними нет. Слышали небось, — потеряли они более сотни людей, отравленных ракушками. Так их теперь никак на промысел не погонишь.

— Ну… мы это еще посмотрим. Сочувствую им, сожалею, что потеряли столько людей, да на то и Божья воля, а выходить из-под моей воли не позволю! На то я и доверенное лицо нашей компании… Не дозволю…

И Баранов крепко стукнул кулаком по столу.

С приездом Баранова положение дел на Кадьяке немного поправилось. Его побаивались. Слишком уж крут был он с непокорными. Навел порядки Александр Андреевич, опять беспрекословно слушаются его промышленные и алеуты, и по-прежнему воюет он с мореходами и монахами.

Прошел еще год. Изредка получал Баранов сообщения из Михайловского о положении на Ситке. Видно, Медведников и Наквасин хорошо управляют там. Посылают людей в море ловить рыбу да зверя морского бьют, а кроме того, и форт застраивают, новые дома пристроили, частокол укрепили — все время нужно следить за индейцами, не дай Бог нападут дикари.

Баранов доволен выбором своего места на Ситке. Как-то он разоткровенничался с Кусковым: