Колумб - [123]

Севильская Торговая палата овладела ключами к Индиям и обеспечила монополию короны на сношения с заморскими землями. Все морские карты хранились в ее архивах, все данные о новых открытиях ее картографы наносили на «Падрон Реаль» — сводную карту, рамки которой постоянно расширялись, причем карта эта была архисекретной.

С 1503 года корабли могли отправляться в Индии только из Севильи и только с ведома Торговой палаты. Изабелла, крестная мать этой «службы открытий», одобрила заморскую политику, которая совершенно исключала участие Адмирала в делах управления Индиями. Как всегда, интересы короны она ставила превыше всего…

А доверчивый Адмирал искренне верил, что королева щедро вознаградит его за все испытания, которые он претерпел на коронной службе.

Некоторое время Адмирал тешил себя надеждами, полагая, что королева восстановила его права в своем завещании. Увы, в завещании Изабеллы имени Адмирала не значилось, на смертном одре Изабелла о нем не вспомнила.

Теперь приходилось рассчитывать только на Фердинанда, и Адмирал, который короля знал куда лучше, чем королеву (ее истинные намерения оставались тайной даже для наиболее проницательных царедворцов), понял, что ничего путного он при дворе добиться не сможет.

Однако оружия он не сложил. Он отправил королю пространный мемориал, в котором изложил свое мнение о делах управления Индиями. Король оставил это послание без ответа. Впрочем, ему было не до Адмирала.

Смерть королевы сразу же вызвала серьезные осложнения. Фердинанд был королем Арагона, в дела Кастилии он вмешивался лишь на правах супруга Изабеллы. Но когда королевы не стало, корону Кастилии унаследовала ее дочь — Хуана. Жена Филиппа Габсбурга, герцога бургундского и сына императора Священной Римской империи германской нации Максимилиана I.

Хуана страдала тяжелой душевной болезнью, что отнюдь не лишало ее права на престол. А права эти от ее имени предъявил честолюбивый Филипп Бургундский.

До поры до времени эта супружеская чета пребывала в Брюсселе, но ее агенты уже в конце 1504 года наводнили Кастилию. Беспокойные кастильские магнаты подняли головы, Филипп сулил им всевозможные вольности, началось глухое брожение и в среде оскудевшего рыцарства.

За Фердинанда горой стояло чернильное воинство, выпестованное Изабеллой, это была значительная сила, но все сознавали, что страна втягивается в смуту, и никто не мог предсказать, какой оборот примут дела в ближайшем будущем.

Тем временем началась холодная война между Фердинандом и его зятем, и король спешно послал в Брюссель хитроумного своего советника Хуана де Фонсеку, в силу чего осиротело севильское ведомство заморских дел.

Всего этого Адмирал не знал, но зато в курсе новейших событий был его высокий покровитель Диего де Деса.

Его Фердинанд загружал срочными делами, и он отмахивался от адмиральских просьб, которые регулярно поступали через Диего.

Ситуация складывалась крайне неблагоприятная для Адмирала. В самом конце декабря 1504 года он не без раздражения писал бывшему генуэзскому послу в Испании Никколо Одериго: «Это просто невежливо со стороны господ распорядителей банка Сан-Джорджо, что они мне не отвечают и не споспешествуют приращению моего капитала; право же, это тот случай, когда тот, кто готов служить вам всем, не служит никому».

Невежливость банкиров и королей — признак опасный, хотя Адмирал несколько сгустил краски. Банк Сан-Джорджо и в дальнейшем поддерживал с ним связь, но господа распорядители больше уже не питали надежд на грядущее обогащение своего земляка и клиента.

В начале 1505 года Адмирал пришел к мысли, что ему уже не суждено плавать в Море-Океане и что в Индию он больше не попадет. И он написал королю: «Светлейший и высочайший государь. В просьбе моей содержится то, что и в писаниях моих. Я все сказал, и в царственной деснице Вашего Высочества моя судьба, вы можете все отнять и за все воздать, и сделать все наилучшим образом. Право на управление и владение, мне данное, это залог моей чести, и несправедливо я лишен его. Но господь давно уже не являл столь дивного чуда — тот, который у меня все отнял, погиб со всеми, кто ему помогал. И хоть плыл на лучшем из тридцати четырех кораблей, но корабль этот, выйдя из гавани, затонул, а с ним погибли все, о коих идет здесь речь, и как гибли они, никто не знает. Униженно прошу Ваше Высочество назначить вместо меня моего сына и поручить ему управление и ввести во владение всего, чем управлял и владел я, ибо это дело касается моей чести. А во всем прочем да сбудется воля ваша наилучшим образом, и надеюсь во всем на Вашу Милость. А задержался я с этим письмом потому, что очень уж меня нынче скрутила болезнь».

Письмо это колючее, в нем и намеки на неблагодарность короля, и угроза небесным возмездием: недаром же господь утопил в водах Эспаньолы супостата Бобадилью и всех прочих недругов Адмирала. Но в нем горькое признание своей немощи, ибо только сознание близкого конца могло побудить Адмирала к отречению. А он формально отрекался от своего права управлять Индиями, сознавая, вероятно, что король не станет назначать на пост вице-короля всех новоприобретенных земель неопытного юнца Диего, который при дворе числился в должности не то камердинера, не то телохранителя при особе короля.